– Думаю, я это заслужил.
– Неужели?
– Я вел себя дерзко.
Хэтерфилд запрокинул голову и расхохотался.
– Меня это не удивляет. Ну, хорошо. Наслаждайтесь десертом, мистер Томас. Дайте мне знать, когда закончите свой отчет и соберетесь домой.
– Зачем?
– Неужели вы думаете, что я позволю вам добираться до Кэдоган-сквер среди ночи? Одному? – Хэтерфилд укоризненно покачал своей прекрасной головой и цокнул языком. – Я буду в кабинете сэра Джона и вздремну на его уютном диванчике. Разбудите меня, когда закончите.
– Да, но вы… но… мне неловко просить вас…
– Конечно, неловко. – Хэтерфилд накрыл корзинку крышкой, запер замочек и опустил ее на пол. – Именно поэтому я и не спрашиваю вашего согласия. У вас просто нет другого выбора. – Он взял сюртук, небрежно перебросил его через плечо и, многозначительно подмигнув ей, уверенно направился к покрытой темным лаком двери личного кабинета сэра Джона.
Центральный уголовный суд Олд-Бейли, Лондон
Июль 1890 года
Этим утром жара казалась невыносимой. Даже ночная прохлада не смогла освежить спертый воздух в зале суда; Стефани вспотела и чувствовала себя крайне неуютно из-за прилипшей к спине блузы. Ей страшно хотелось сорвать с себя ненавистный шарф и придушить им самодовольного мистера Дакуэрта.
Ее охватило волнение, когда в зал ввели Хэтерфилда. Он, как всегда, был спокоен, свеж и бодр, словно не замечал раскаленного от жары воздуха, хотя встал задолго до рассвета. Он попросил, чтобы ему каждое утро приносили в камеру гребной тренажер; неизвестно, как ему это удалось, но Хэтерфилд смог добиться разрешения у тюремного начальства и, оставаясь верным себе, тренировался каждое утро по часу еще до наступления рассвета, впадая в состояние глубокого экстаза, которое так хорошо знала Стефани.
Словно он был не в камере, а на реке.
Сегодня в зале суда яблоку негде было упасть, ибо для дачи свидетельских показаний пригласили самого герцога Сотема. И если сэр Джон выглядел бледным и усталым, то герцог и вовсе походил на ожившего мертвеца. Дряблая кожа свисала с выступающих скул костлявого вытянутого лица, он даже не удосужился напомадить волосы, сквозь редкие завитки которых проглядывал голый череп. Обвинитель обратился к нему с сочувственной улыбкой.
– Приношу свои извинения, ваша светлость, но я вынужден подвергнуть вас этому суровому испытанию. Несомненно, вам пришлось многое пережить за эти несколько месяцев.
Герцог посмотрел на него, но ничего не ответил.
– Должно быть, вам очень не хватает герцогини, ваша светлость. Не так ли?
– Да, это так, – ответил герцог, еле шевеля губами.