При этом и в самой Индии не было потребности, как у нас, давать всей стране одно название, ибо между ее северными и южными частями существует значительная разница. Великая арийская народность, говорившая на санскрите и создавшая брамизм, распространилась главным образом из Пенджаба и шла вдоль долины Ганга, не подвигаясь первоначально далеко на юг. Поэтому и название «Индостан», собственно, принадлежит этой северной стране. На юге, то есть на полуострове, мы находим другие расы и неарийские языки, хотя брамизм распространился и там. Даже империя Могола, в эпоху своего расцвета, не проникала далеко в эту страну.
Итак, «Индия» не есть политическое название – это географическое выражение, подобное «Европе» или «Африке». Оно обозначает не территорию определенной нации или определенного языка, а территорию многих наций и многих языков. В этом лежит основное различие между Индией и странами, подобными Италии, где принцип национальности уже утвердился. Обе страны – и Индия, и Италия – были равно разделены на множество государств, а потому не имели силы противостоять иноземцу; но Италия, хотя и раздробленная политически, оставалась единой в своей национальности. Один язык обнимал всю страну, и из этого языка возникла великая литература, сделавшаяся достоянием всего полуострова. Индия же, как я указал, была столь же мало сплочена общим языком, как Европа в ее целом.
Но национальность слагается из нескольких элементов, и чувство единства составляет только один из них. Другим элементом является сознание общности интересов и привычка составлять единое политическое целое. В Индии этот элемент был также очень слаб, хотя и не вполне отсутствовал. Может, пожалуй, казаться, что страна была слишком обширна для зарождения подобного сознания; однако преграды, отделяющие Индию от остального мира, так колоссальны по сравнению с преградами, отделявшими друг от друга части Индии, что, наперекор всем этническим и местным делениям, с самых древних времен существовало смутное представление об Индии, как о возможном целом. В туманных исторических сказаниях времен, предшествовавших Махмуду из Газни, смутно упоминается то о том, то о другом царе, что он был владыкой всей Индии; власть же некоторых из князей магометанского периода и наконец авторитет империи Могола были для Индии почти универсальны. И все же мы не должны преувеличивать значение империи Могола, не должны воображать, что для Индии она была тем же, чем была Римская империя для Европы. Заметьте кратковременность ее существования. Начало ее возникновения должно быть отнесено к 1524 году, то есть к году взятия Лагора Бабером, в царствование Генриха VIII. Когда Васко да Гама пристал к Индии, империи Могола еще не существовало, а между тем ее быстрое, явное падение началось уже с 1707 года, то есть в царствование королевы Анны. Другими словами, весь период ее существования составляет менее двух столетий. Заметим далее, что настоящей империи еще не существует в момент вступления Бабера в Индию и что ее существование, как таковой, начинается с того момента, когда владения моголов распространились. При вступлении на престол Акбера в 1559 году, то есть через год по восшествии королевы Елизаветы, империя его состояла еще только из Пенджаба и страны вокруг Дели и Агры. Акбер завоевал Бенгалию лишь в 1576 году, а Синд и Гузерат – между 1591 и 1594 годами. Тогда его империя действительно сделалась обширной; но если моментом ее основания вместо 1524 года мы примем 1594 год, то должны будем признать ее продолжительность равной одному столетию с небольшим.