Таким образом, старая колониальная система являлась нерациональным смешением двух противоположных понятий. Она присваивала себе право управлять колонистами в силу того, что они были англичанами-братьями, а управляла ими, как будто они были побежденными индейцами. Вместе с тем, обращаясь с ними, как с завоеванным народом, она предоставляла им такую свободу, что они могли легко восстать.
Я уже показал, как могло возникнуть первоначально это странное смешанное понятие о колониях. Не особенно трудно понять и то, как англичане, однажды усвоив его, удерживали его и не смогли найти дороги к созданию более правильного представления. Если бы при тогдашнем положении мира они задумали преобразовать свою систему, то естественно пришли бы к мысли полного отделения колоний, ибо аналогия со взрослыми детьми вполне приложима к колониям, когда они настолько удалены от метрополии, что интересы их становятся отличными от ее интересов. При таких обстоятельствах всякий реальный союз и всякое предъявление авторитета со стороны метрополии лишаются своей силы, почему наиболее пригодной системой является греческая, предоставляющая колониям независимость и связывающая их только постоянной дружбой. Английские колонии в семнадцатом веке были, по крайней мере в мирное время, слишком отдаленны, чтобы составлять реальный союз с метрополией. Это настолько верно, что нам кажется скорее трудным понять, как могло отпадение Новой Англии так долго откладываться, и я думаю, что причину этого надо искать в существовании в Северной Америке на исходе семнадцатого века французских владений. Когда началась великая колониальная борьба между Францией и Англией, колонии сплотились теснее с Англией, и мы можем себе представить, что, если бы Канада не была отвоевана у французов в 1759 году и если бы война с французами не прекратилась, а сделалась, напротив, ожесточеннее, колонии не издали бы декларации о независимости, их связь с Англией не была бы расторгнута, а была бы упрочена. Необходимость в союзе первоначально не ощущалась, затем в течение некоторого времени она сознавалась весьма сильно, и наконец, когда под влиянием внезапного облегчения всякое внешнее давление было устранено, мысль о преобразовании колониальной системы сразу заменилась мечтой о независимости.
При таких обстоятельствах метрополия, естественно, старалась сохранить старую колониальную систему возможно дольше; она сознавала, что трогать ее опасно, что малейшее изменение в ней могло порвать узы, соединяющие колонии. Ненавистные права метрополии упорно сохранялись потому, что они уже существовали, и потому, что всякое изменение их к лучшему казалось метрополии невозможным.