Пока Айша собиралась с силами для предстоящего ей испытания огнем, мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, в безмолвном ожидании.
Наконец откуда-то издали послышались первые, еще негромкие отголоски гула, который все усиливался и усиливался, пока не превратился в оглушительный, хотя еще отдаленный шум. Айша быстро сбросила свои покрывала, расстегнула золотой пояс в виде змеи, распустила прекрасные волосы, которые, как одежда, закрыли все ее тело, сняла под их прикрытием платье, а затем надела пояс поверх густой массы волос. Она стояла перед нами, как некогда Ева перед Адамом, в облачении своих пышных локонов, перехваченных золотой опояской, у меня нет слов, которые могли бы передать, как хороша она была — и как божественна. Все ближе и ближе подкатывалась колесница грома и, когда она была уже рядом, Айша выпростала свою белую руку из-под темного покрова волос и обвила шею Лео.
— О мой любимый, о мой любимый, — прошептала она. — Узнаешь ли ты когда-нибудь, как сильно я тебя любила и люблю? — Она поцеловала его в лоб и встала на пути пламени Жизни.
Я помню, как глубоко тронули меня ее слова и этот поцелуй в лоб. Ее поцелуй был материнским и, казалось, заключал в себе благословение.
А громовые раскаты становились все сильнее и сильнее: впечатление было такое, будто могучий ураган с корнями вырывает в лесу деревья, как легкие травинки, взметает их в небо, а затем с оглушительным треском катит вниз по горному склону. Все ближе и ближе подкатывался гул; розоватый воздух, словно стрелы, пронизывали вспышки света, предвестники вращающегося огненного столпа; наконец показался и край самого столпа. Айша повернулась к нему лицом, приветствуя его. Огонь медленно, очень медленно приблизился к ней и охватил все ее тело. Айша зачерпывала его, как воду, и лила себе на голову. Она даже приоткрыла рот и втягивала его в свои легкие; зрелище было страшное и удивительное.
Затем она вытянула руки и замерла с божественной улыбкой на лице: в этот миг она казалась самим Духом Огня.
Таинственное пламя играло ее темными волнистыми локонами, вплетая в них свои золотые нити, мерцало на ее белоснежной груди и плечах, с которых соскользнули волосы, скользило по ее лебединой шее и нежным чертам лица и нашло себе приют в глазах, которые своей яркостью, казалось, даже затмевали духовную суть.
О как прекрасна была она среди пламени! Ни один небесный ангел не мог бы превзойти ее красотой. Даже и сейчас, когда я вспоминаю, как она стояла, с улыбкой глядя на наши испуганные лица, у меня обмирает сердце, и я бы отдал половину оставшейся мне жизни, чтобы вновь увидеть ее в том же облике.