Оскар поднялся со скамейки.
— А наличные все же лучше. Кстати, я думаю, нам надо навестить тетушку Хедберг.
— А кто она такая?
— О, самая добрая на свете особа. Денег у нее куча, и она легко расстается с ними. Ей я обычно пою «В каждом лесу свой ручей». Она плачет и дает мне пятьдесят эре.
Расмус подпрыгнул от восторга.
— Я тоже знаю эту песню, ее пела тетя Ольга на кухне.
— Молодец, эта тетя Ольга. Ну тогда мы можем оба отправиться к тетушке Хедберг.
Расмус шел по тротуару, радостно подпрыгивая. Здорово будет петь вместе с Оскаром. Подумать только, и за это еще деньги дают. Он взглянул на Оскара преданными глазами.
— Хорошо, кабы ты выучил меня своим песням, Оскар. Ведь иной раз ты можешь охрипнуть.
Оскар одобрительно кивнул.
— В самом деле, если я охрипну, ты сможешь спеть «Невесту льва» и «Могилу Иды».
Дом тетушки Хедберг стоял на краю селения. Это была старая зеленая вилла, прятавшаяся в тени развесистых кленов, на приличном расстоянии от соседних домов.
Расмус и Оскар скромно остановились у калитки, будто не решались войти. Уличным музыкантам не подобало бесцеремонно сразу подходить к самому дому. В саду благоухал жасмин, и пышным цветом цвело «разбитое сердце». На клумбах, обрамлявших садовую дорожку, росли лакфиоль и резеда вперемежку с лебедой, мокрицей и прочими сорняками.
— Ястребиха спятила бы, увидев в саду такой беспорядок, — сказал Расмус.
— Видишь ли, тетушка Хедберг стара, — объяснил Оскар, — сама она уже наводить порядок не в силах, ну а служанке ее, видно, наплевать на это.
Они пошли по садовой дорожке к дому. Дом с опущенными шторами казался таким молчаливым. Можно было подумать, будто там нет ни живой души.
— Не дай Бог, чтобы она умерла, славная тетушка Хедберг! — воскликнул Оскар.
Вокруг царила тишина, ее нарушало лишь веселое чириканье воробьев.
— Давай поглядим, нельзя ли их там немножко расшевелить, — предложил Оскар и достал гармошку. — Ну, поехали!
Расмус судорожно глотнул и начал. Он выступал на людях впервые.
В каждом лесу свой ручей,
а на лугу свой цветок…
Ах, как это было замечательно. Расмусу казалось, что они поют как ангелы:
В сердце у каждого сказка своя…
Дальше спеть они не успели. Потому что в этот момент одна штора поднялась, и служанка фру Хедберг высунула голову из окна. Во всяком случае, Расмус решил, что это служанка, потому что на ней было синее платье, какие носили служанки в господских домах, и белый передник.
— Здесь петь нельзя, — сказала она. — Госпожа больна и не хочет, чтобы ее беспокоили. Уходите прочь!
Оскар приподнял кепку.
— Прошу передать фру Хедберг мой нижайший поклон. Передайте, что Счастливчик Оскар желает ей поскорее поправиться. Сделайте такую милость.