С благодарностью кивнув Горохову, подавшему кружку с горячим чаем, Потапов с усмешкой спросил: «Трофеев много собрали? Делись!». Доложив об итогах сбора трофеев, уменьшив данные пополам, я пожаловался на отсутствие боеприпасов. Потапов приказал передать часть трофеев в другие батальоны. Там положение хуже, чем у нас. Пока мы разговаривали, Горохов принес вещмешок и немецкую фляжку и передал все это ординарцу Потапова, со словами: — «Потом поедите». Проверив связь и тепло попрощавшись, Потапов с ординарцем и бойцами ушел в ночь на КП.
Проводив командира полка, мы стали вновь устраиваться спать. Война войной, а отдыхать надо, тем более что утром предстоит бой. Укладываясь на дне окопа, спросил Петровича:
— Что, ты, там Потапову положил?
— Да так, немного продуктов да фляжку шнапса. Пусть подкрепятся, у них там с едой плохо. Что-то не видел я кухонь в их тылу. Командир он не плохой, я тут с бойцами, что его сопровождали, поговорил. Он остатки 3-его батальона сам в контратаку водил, 6 немцев из пистолета уложил. А рану ему немец в рукопашной штыком пропорол. Кроме того кто-то ему в спину стрелял, да только бок поцарапал.
— Установили, кто стрелял?
— Нет.
— Ты с утра пораньше, отправь 5 пулеметов с боеприпасами, 10 автоматов, гранат и еще что сам решишь в 1 батальон и для 3-го что-то выдели. Насчет кухни тоже надо решить, отдай одну, чего парни голодать будут.
— Сделаю, — ответил Горохов.
— Петрович, ты мне вот что скажи. Ты чего к Елене спать не пошел?
— Да так, слегка поцапались. Я ей предлагал домой ехать, а она не хочет. Говорит, что здесь со мной останется. Баба она хорошая, да никак не поймет, что ее тут убить или покалечить могут. Ну и поругались.
— Ясно все с вами. Прав ты Петрович не бабское это дело на войне быть. Им солдат рожать надо и своих мужиков дожидаться, а не тут наше дерьмо собирать.
— Вот и я о том же. — Пробормотал Петрович и тут же уснул, размеренно засопев.
Лежа на дне окопа, я смотрел на звездное небо. Сотни тысяч звезд на небосводе сверкали и манили к себе. В тон небу на пальце мягко светил Перстень. Своим светом и теплом словно убаюкивал и говорил, что все будет хорошо. А я лежал и думал, что где-то там, среди вечного вакуума, на какой-нибудь планете вот также, лежа на земле, какой-нибудь «другой» лежит и смотрит в небо и между нами так много общего. Может быть, он тоже думает о новом мире и людях с других планет и эти мысли существовали у всех разумных существ всегда и везде… Незаметно для себя уснул…
Проснулся рано. На улице было еще темно, но на востоке уже алело — скоро рассвет. На часы было 4 часа. Хотя и поспал совсем чуть-чуть, но чувствовал себя отдохнувшим и готовым к новому дню. Петровича рядом уже не было, видимо убежал куда-то. На КП кто-то покашливал, что-то тихо бубнил связист. Вставать не хотелось. В иное время поспал бы еще часика 4, не меньше, но надо вставать — война некуда не делась. Тут совсем рядом — так с километр по прямой и напоминает о себе осветительными ракетами с немецкой стороны и автоматом, что лежал рядом. Полежав еще немного на лапнике и, потянувшись, опираясь на дно окопа, присел. Перстень мягко светился голубым светом на пальце. Странный он все же. Постоянно свет меняет то зеленый, то синий, вчера вот был фиолетовым, а сегодня голубой с чего бы это? И ведь его кроме меня, похоже, никто не видит. Мою привычку носить перчатки многие из «старой гвардии» переняли. Хотя сначала и считали чудачеством, но распробовали, поняв, что они защищают от мелких ранений руки и теперь сами обзавелись похожими. В Пружанах и Бобруйске на немецких складах набрали.