Отцы города расселись по своим местам, за исключением Баккарини, который, стоя рядом с помостом для казни, отдавал приказания.
С Орици сняли маску. Гул и волнение прокатились в толпе.
Баккарини зачитал перечень его преступлений (скромные размеры моей книги не позволяют перечислить их, ибо это заняло бы не менее пяти страниц) и наконец — решение суда: «Во имя отца и сына и святого духа приговаривается к смертной казни через колесование».
Затем он дал знак палачу Бубуло Труксу:
— Сверши то, что повелела Верона!
Палач приблизился к Орици и положил ему руку на плечо; помощник палача уже держал наготове веревки. Но могучий пират внезапно с такой силой ударил в грудь палача, что тот, перевернувшись в воздухе, растянулся на земле в полутора саженях от помоста.
— У… у! А… а! — загудела толпа зрителей. — Вот это силища! Какой удар!
Стражники бросились к Орици, но тот в ярости сорвал с помоста бревно, служившее поручнем, и начал вращать его вокруг себя с такой быстротой, что только свист раздавался в воздухе.
— Убью, кто подойдет! — хрипел великан с диким отчаянием.
Стражники отпрянули. Бубуло Трукс поднялся с земли и, прихрамывая, побрел к трибуне, где восседал главный судья.
— Это настоящий зверь, ваша светлость. Он сплющил мне грудь. Больше я не подойду к нему ни за что.
Седовласый Челлини побледнел от возмущения.
— Какой позор! Эй, стражники, палачи, схватите его, или, видит бог, вы поплатитесь у меня за это!
Но стражники и палачи не двинулись с места.
— Десять золотых на брата, — воскликнул Челлини снова, — тем, кто свяжет Орици!
Однако и это не подействовало. Орици оказался хозяином положения. Его большие выпученные серые глаза налились кровью и бешено вращались, грудь хрипела, словно у быка, руки без устали крутили перекладину.
Баккарини решил применить тактику убеждения. Он был известный мастер на уговоры.
— Постой, Орици. Послушай меня одну минуту. Перестань крутить эту дурацкую палицу, ибо все равно в конце концов устанешь. Дай поговорить с тобой по-умному. Подумай сам, сын мой, ну на что все это похоже? Для чего ты затеял всю эту нелепицу? Я знаю тебя как человека разумного. Всю жизнь ты был именно таким. Так какого же дьявола ты выставляешь сейчас себя глупцом? Ты должен умереть, и точка. Вот шутка, что ты с французским языком выкинул, действительно остроумна. Мне самому она понравилась. Но вести себя сейчас так по-дурацки — это только меня позорить. Ведь еще совсем недавно я говорил синьору главному судье, что будь ты честным человеком, так из тебя мог бы епископ выйти.