Прошу принять мое заявление к сведению. (Общее, шумное одобрение.)
Парламент стоя одобрил ответ правительства на интерпелляцию.
Когда окончилось заседание, депутаты, как пчелы из улья, устремились по коридору к выходу. На лестнице, ведущей с балкона, в общем беспорядочном шуме выделился мощный надтреснутый бас:
— Я готов поклясться: все, что утверждает Дружба, до единого слова правда!
Многие взглянули в ту сторону, откуда раздался голос. По лестнице спускался огромный человек с закрученными усами, ведя под руку дородную даму. Его никто не знал, за исключением завсегдатаев «Павлина». Это был Винце Манушек, который, как видно, успел уже подцепись новую вдовушку.
Неизвестно почему: то ли не доверяя словам министра, то ли стремясь лично убедиться в его честности, то ли желая поразмыслить над решенными делами, но часть депутатов, главным образом молодых, сговорилась пойти ужинать в «Павлин» и посмотреть на один из объектов интерпелляции.
Был чудный тихий майский вечер, и они пошли. Их нашествие вызвало в «Павлине» настоящий переполох. Важных господ в цилиндрах было так много, что в «Павлине» царило праздничное оживление.
Ягодовская, чуть не разрываясь на части, вертелась как белка в колесе. Шипширица помогала ей. Она была очень мила, и молодые люди так и пожирали ее глазами вместе с ее пестрой перкалевой юбкой. Жаль только, что вид у нее был печальный, как у монашки.
Депутаты пытались заигрывать с нею, но она что-то вяло реагировала на это, отвечая лишь рассеянной, болезненной улыбкой.
— Не удивительно, — объяснял Млиницкий, подсевший немного поболтать к столику депутатов. (Такое поведение импонирует другим завсегдатаям.) — Девушка просто извелась с тех пор, как вернулась домой из Кракова. И все из-за этой несчастной сплетни! Такие молоденькие болезненнее воспринимают все это. Как же! И сегодня попала на языки, я хотел сказать на повестку дня парламента. Обидно ей это до слез и стыдно.
— Неужели правда, будто ее продала мать?
— Ну конечно, неправда! — возмущенно воскликнул Млиницкий, энергично размахивая руками. — Ох, какая несправедливость! Только сумасшедший мог выдумать такое. Мать? Ягодовская? Ведь она ее обожает, дрожит над ней. Если бы вы знали, какая это замечательная мать! Да что там «замечательная» — святая! Дружба и сам считал ее такой. Но что поделаешь, потерял разум… и ему не стоит его искать, потому что, найдя его, он уже окончательно рехнется, узнав, каких дел натворил, лишившись рассудка. Эй, шипширица, душенька, принеси и мне один фрёч!
1906