Он сосредоточенно стал отрывать розовые сережки с куста бересклета. Оранжевые ягоды с удивленными блестящими глазками своих семян падали на землю. Как-то по-прежнему стал он близок Свияжинову. Пуговица на его вороте была пришита неумелой рукой. Не сумел даже личной жизни сколотить этот молчаливый, замкнутый Ян!
Они снова прошли мимо отсыревшей готической усыпальницы.
— Немного осталось от Сименсов, — усмехнулся Свияжинов. — В детстве, я помню, они владели почти третью города… пароходы, склады, магазины, пристани… мне тогда представлялось, что и люди-то эти особенные, не похожие на обыкновенных людей.
— Да, люди в своем роде примечательные… и корешков оставили много, до сих пор пускают ростки. — Они дошли до развилка дороги. — Зайдем ко мне.
— В другой раз. У меня хорошее чувство осталось от нашего разговора, — сказал Свияжинов искренне.
Даже как-то шире открылась знакомая бухта, и за ней ощущалось свежее дыхание моря.
Земля словно возвращала себя постепенно. Свияжинов стал различать тропинки, с настойчивостью и усердием проложенные за эти годы. Тропинки приводили к жилищу. Он входил, и крыша становилась для него крышей общего дома.
На ступеньках террасы дома Паукста дожидался егерь.
— Знаешь, как дело, которое ты копнул, развернулось? Головлев — это что… это мелочь.
И Паукст рассказал об Алибаеве.
— Пропал мой заряд, — вздохнул егерь. — А все это потому, конечно, что на ощупь иду я, сознания не хватает. У рабочего оно есть, он другую школу прошел. У меня будет с вами один серьезный разговор в свое время, — заключил он. — А с завтрего я в объезд на два дня… гон начинается. Вы пулевых патронов штук пять не одолжите?
Они прошли наверх, и Паукст достал из патронташа патроны.
— А поговорить приду…
Егерь сунул патроны в карман, спустился вниз и минуту спустя легко перекинул в седло свое сухое тело. Его ноги уже на ходу нашли стремена. Паукст поглядел ему вслед, помедлил и пошел знакомой дорогой, обдумывая и решая для себя ставшие теперь уже неотложными вопросы своей личной жизни.
Он постучал в окно.
— Извините, Варя, — сказал он минуту спустя. — Может быть, выйдете на минуту.
Он подождал в стороне, пока она вышла из дома. Они пошли берегом, миновали последние палатки переселенцев, наскочившую на мель в тайфун и уже обглоданную водой и людьми рыболовную японскую шхуну и сели на камень. Ледниковыми глыбами лежали прибрежные скалы, и внизу билось о них и ходило в пене и зелени море. Мыс был поворотный. Ветерок здесь был покрепче, помористей.
— Как хорошо… совсем не похоже на нашу тихую бухту. Вот так напрямик легко представить себе Японию, а дальше, наверно, какие-то острова, океан, — сказала Варя.