— Нормальная девушка, две руки, две ноги…
Мы улыбаемся, но Ариф работает лишь около года. Он срывается на крик:
— Брось кривляться! Где она живет, я спрашиваю?!
— Не хочу я ее впутывать, гражданин следователь, — вежливо отвечает Ризаев и прочувствованно добавляет: — Очень уж она красивая….
«Кричи не кричи, а хозяин положения я. Вы не знаете обо мне ничего, потому что поймали меня случайно. Что хочу — говорю, что хочу — утаиваю, что хочу — перевру, все от меня самого зависит», — не надо быть психологом, чтобы прочитать все это на его физиономии. Но в том-то и штука, что психология эта, как говорил еще Порфирий Петрович у Достоевского, всегда «о двух концах». Можно промолчать, можно переврать, но что утаил, что переврал, отчего растерялся — реакция нормального человека, которую не «подошьешь» к делу, все это уже работает на нас. Мы задавали вопросы и прислушивались к ответам, как в детской игре «Отыщи под музыку».
— Ну ладно, допрос в сторону, давай просто побеседуем, — говорит Рат. — Не возражаете, товарищ следователь?
— Не возражаю, — согласился Ариф и, понимающе покосившись на Кунгарова, вышел из комнаты.
— У кого украли платок? — Я заранее вытащил его из сейфа и теперь кладу перед Ризаевым.
— Так это ж мой, не краденый.
— А кто выгладил?
Он в замешательстве.
— Та девушка? — помогаю я.
— Ну да, та самая, — обрадованно соглашается он.
— Та самая, из общежития?
Вид у Ризаева ошарашенный. Такое впечатление, что вопрос — в «десятку».
После долгой паузы он наконец сказал, что не знает никакого общежития. Его уже начали мучить сомнения относительно нашей осведомленности. Эх, если б Абилов тогда не разоткровенничался!
— Как же общежития не знаешь, если твоя знакомая там работает, а? — насмешливо спрашивает Рат.
— Не знаю, ничего не знаю, — в раздражении Ризаев не напоминает прежнего: спокойного, уверенного в себе, — и никакой девушки не знаю, и ночевал на вокзале, и признался во всем, чего еще хотите!
Рат протягивает ему сигареты, хлопает по плечу.
— Ну чего обижаешься? Нам же вещи найти надо.
Умеет он ладить с людьми, ничего не скажешь. Его дружелюбная откровенность обескураживает Ризаева.
— Да я ничего… понятное дело… мне воровать — вам искать. Только я ведь больше ничего не скажу… Одним словом, каждый за себя отвечает… такое у меня понятие.
— Понимаем, что ничего не скажешь, иначе бы вокруг да около не крутили… — Рат подмигивает Ризаеву, — а прямо бы спросили, как ее фамилия и кем в общежитии работает?
— Ну вот, опять… — Ризаев устало машет рукой.
Вскоре Асад-заде забирает его к себе; следователь в отличие от нас не может ограничиться беседой, он обязан зафиксировать в протоколе показания обвиняемого, и только те, которые тот сочтет нужным дать.