Прошу ее запомнить, что пистолет никогда нельзя наводить на того, кого не хочешь убить.
– Познал это на своем горьком опыте, когда мне было семь, – говорю я. – Может, восемь. У отца моего друга был пистолет. Приятель любил этим хвастаться по любому поводу. Я говорил, что он врун. Однажды он решил мне доказать. После школы мы пришли к нему домой. Его отец хранил оружие в ящике, тот не был заперт, а пистолет заряжен. Мы стали играть в полицейского и вора. Полицейским был мой друг, но пистолет был почему-то у меня. Он выкрикнул: «Руки вверх», я повернулся и от неожиданности нажал на спуск.
Мы замолкаем, оба вспомнив, как я приставлял пистолет к ее голове. Мне горько вспоминать об этом. И стыдно. Уверен, она понимает это по моим глазам. Неожиданно слышу свой голос:
– Я бы не смог убить тебя. – И сжимаю ее руку.
– Но мог, – говорит она. Это правда, и мы оба это знаем.
– Верно, – вздыхаю я. Я не привык извиняться, но уверен, что мои чувства написаны на лице.
– Какая теперь разница.
Я молчу, обнимаю ее сзади и поддерживаю ее руки. Мы целимся в ближайшее дерево. Чуть раздвигаю ее ноги, чтобы показать, как занять удобную позицию, затем мы взводим курок и вместе нажимаем на спусковой крючок.
Звук оглушает обоих. Отдача чуть не сбивает ее с ног. От ствола дерева отрывается кусок коры.
– Если бы тогда у меня появилась возможность, я бы тоже тебя убила.
Так разрешаются напряженные отношения первых дней. Так мы мстим себе и друг другу за сказанное тогда, за наши страшные мысли и желания. Таким образом мы избавляемся от осадка ненависти, очищаемся от злобы, охватывающей нас в первые недели проживания в этих чертовых стенах, которые впоследствии становятся нашим домом.
– И что стало с твоим другом? – спрашивает она. Киваю на пистолет, давая понять, что на этот раз она может выстрелить самостоятельно.
– К счастью, в детстве я не умел ненавидеть. Пуля лишь задела плечо. Царапина.
Гейб позвонил рано утром сообщить, что уже едет.
Было пять тридцать утра, Джеймс спал как младенец, но я последние несколько часов лишь дремала. Завершилась еще одна бессонная ночь.
У него есть новости. Я нервно топчусь на крыльце, поеживаясь от холода, наблюдаю за подъезжающей машиной Гейба. Шесть утра, и на улице еще темно. Мигают электрические лампочки гирлянд на домах соседей, в темных окнах светятся рождественские елки, вздрагивает пламя свечей на подоконниках. Из труб поднимается дым и клубится в промерзшем воздухе.
Потуже затягиваю пояс и жду. Вдалеке гремит уносящийся в центр города поезд. Думаю, в нем сегодня мало пассажиров. Ведь сейчас раннее утро, воскресенье, канун Рождества.