Афганистан. Честь имею! (Баленко) - страница 5

Более тридцати тысяч (из них около 1500 спецназовцев) срезанных Афганской войной молодых жизней остались «корешками» того последнего дорыночного поколения, которое своими «вершками» стало и первым рыночным. В своей раздвоенности, роковой половинчатости поколение «афганцев» остро чувствует боль «распила», как чувствует инвалид боль в ампутированных ногах.


* * *

Не мальчики, но мужи продолжают жизнь этих поколений. На их долю досталась судьба похуже, пожалуй, чем всем другим поколениям, проходившим через войну. Их далекие прадеды доносились до них гулом гражданской войны с ее тачанками, «максимами», звоном клинков, «револьверным лаем». Трагизм ожесточенной ярости брата против брата к их рождению уже смягчился грустным лиризмом найденной в шкафу буденовки, песен о пробитом комсомольском сердце, о комиссарах в пыльных шлемах.

А деды их, прошедшие самую кровопролитную Великую Отечественную, трагически и не воспринимались. В блеске орденов и медалей — «наши деды — славные победы!» — героическим ореолом окружено и имя каждого павшего на той войне. Ореолом защитников Родины, павших в борьбе с иноземными захватчиками.

Какими жертвами пали мальчики «афганского» поколения? Во имя чего были отданы их молодые жизни? Вот вопросы, которые оглушили (употребим такой глагол) вернувшихся оттуда на броне радостных, оставшихся в живых «афганцев». Ни в Гражданскую, ни в Отечественную войну такой вопрос не мог возникнуть ни в одном, даже извращенном уме. «Оглушенный» «афганец» встретился с пустым деидеологизированным взглядом чиновника:

— А я тебя туда не посылал!

Страна переключила клеммы, поменяла плюсы на минусы. Тот самый враг, стоявший за спиной моджахедов и подсовывающий им в руки «стингеры», чтобы сбивать наши вертолеты, вдруг оказался «лучшим другом» деидеологизированного чиновника. Что оставалось «афганцу»? На день ВДВ в парке рвать на себе тельняшку, наяривать на гитаре:


Афган, твою мать!
Командир, твою мать!
Кандагар, твою мать!
И Кабул, твою мать!

Опаленная и пропыленная Афганистаном душа живого «атланта» металась между отчаянием ожесточения, безразличием примирения с действительностью и пронзительной памятью о чистых и светлых глазах ушедших в небытие вместе с «Атлантидой» своих друзей. Ведь там, в их глазах, осталась чистота и незамутненность собственных душ тех, кто продолжает жить. Сегодняшний «афганец» вместе с тем чиновником тоже считает, что напрасно его «туда» посылали. Возможно, были какие‑то другие ходы политической истории, да недоставало государственной мудрости. Потому мальчики погибли зря?! Ну нет! Как только доходит до этого заключения современный «афганец», восстает в нем весь его прежний дух, подкрепленный молчаливым согласием застывшего строя друзей‑«атлантов».