— Да нет же… ну, «травка», косячок, марихуана. Знаешь, такое растение, которое в семидесятых разрешалось курить, потом его запретили, а теперь оно снова «празднует свое победоносное возвращение», как постоянно пишут в «Нью-Йорк таймс». Удовлетворена?
— Ах, ты об этом. Я перестала ее покупать, когда начала работать у Тайнера, потому что это противозаконно. Это было одним из условий при приеме на работу, — но это было полуправдой: Тайнер не одобрял марихуану из-за ее отрицательного воздействия на легкие. Продолжительное курение сказывалось на способности легких поглощать кислород.
Уитни выглядела такой расстроенной, что Тесс стало жаль ее.
— Хотя, кажется, у меня осталось немного. Куда-то я ее положила…
— Ну, так ищи, и давай закажем пиццу. Не пить же пустое виски.
Спустя час Эски изучала содержимое двух коробок, валявшихся в углу террасы, с удовольствием поглощая оставшиеся кусочки острого сыра и хрустящие корочки, которые никогда не ела Уитни. Ночь совершенно не походила на весеннюю, но Тесс и Уитни, согревшись пиццей и продолжая согреваться при помощи внушительных порций виски, сидели на террасе, не чувствуя холода, и курили уже вторую сигарету с марихуаной. У обеих было впечатление, что время вернулось на много лет назад, и они снова в колледже имени Вашингтона.
Сигарета была уже почти докурена, но они все еще сидели, не решаясь заговорить.
Уитни первой нарушила молчание:
— Мне нравится этот мальчик, Кроу, но я нисколько не сожалею, что его сегодня здесь нет. Я хотела, чтобы сегодня ты полностью принадлежала мне. Знаешь, я снова вдруг почувствовала себя молоденькой девятнадцатилетней девушкой, когда мы были в колледже и курили марихуану, сидя ночью на берегу реки.
— Знаешь, Уитни, я подумала о том же самом. Только ночи на Восточном побережье были гораздо темнее. А здесь они слишком яркие. Тебе никогда не приходило в голову, что со всеми этими неоновыми вывесками и фонарями город кажется каким-то, — она пыталась подыскать слово, — нереальным, что ли?..
— Что мы обсуждали тогда, в колледже? Все те ночи, когда мы только и делали, что курили, пили и разговаривали?
— Наших сокурсников, романтические похождения, наше будущее. Я собиралась стать первоклассным обозревателем, а ты — специальным корреспондентом «Нью-Йорк таймс» в Токио. По крайней мере, ты не отказалась от своей мечты. А еще мы играли в «Боттичелли», помнишь?
— Это ты называла ее «Боттичелли», а в моей семье она всегда называлась «Это ты — хитрый австрийский дипломат?». А ты всегда умудрялась притаскивать на игру каких-то совершенно невразумительных личностей.