Нужно приобщить рабочих к национальной государственности – вот основная идея фашистской рабочей политики. Рабочим незачем противопоставлять себя государству. Классовая борьба отнюдь не лежит и не должна лежать в природе социальных вещей: она – эпизод, не больше. «Наша антидемагогическая рабочая политика, – говорил Муссолини в своей первой декларации Сенату, – отнюдь не сулящая рая, может, однако, оказаться гораздо более благотворной для рабочего класса, нежели политика пустых мечтаний, которою соблазняет рабочих восточный мираж».
Фашизм не отрицает классы, но подчиняет интересы каждого из них интересам целого, т. е. нации, организованной в государство. Классовые притязания законны, но когда один из классов хочет стать выше государства, – неизбежно нарушается и расстраивается вся национальная жизнь. Следовательно, необходима система гармоничной иерархии социальных единств, служащей общей цели. Здесь-то и приходит на помощь корпоративная идея.
Она не нова в современной социальной и государственной науке. Достаточно назвать проф. Л. Дюги, чтобы напомнить о ней. «Да, государство умерло, – писал этот автор вот уже двадцать лет тому назад; – или, скорее, мало-помалу умирает его римская, регальная, якобинская, наполеоновская, коллективистская форма, которая в различных видах есть постоянно одна и та же государственная форма. Но в то же время созидается другая, более широкая, эластичная, охранительная и человеческая форма государства. Ее элементов два: 1)понятие социальной нормы, обязательной для всех, или объективное право, и 2)децентрализация или синдикалистский федерализм… Конечно, в будущем, которое еще увидит наше молодое поколение, сорганизуется рядом с пропорциональным представительством партий профессиональное представительство интересов, т. е. представительство различных классов, организованных в синдикаты и федерации синдикатов».
Эклектическая и сумбурная философия Жоржа Сореля, со своей стороны, своеобразно толкала мысль к идеологии корпоративного государства. «Метафизик синдикализма», Сорель, правда, любил объявлять себя выразителем стремлений рабочего класса, глашатаем «рабочего империализма», революционного пролетарского насилия. Но объективная логика его писаний, отягченная пестрым грузом разномастных идейных наслоений, претворяющая в себя зараз и Бергсона, и Маркса, и Ницше, и католицизм, – смотрела в иную сферу идей. Упиваясь мистикой силы, проповедуя героическое действие и ожесточенную классовую борьбу, Сорель имел при этом в виду интересы не только пролетариата, но и других социальных слоев, следовательно, вообще нации. «Пролетарское насилие – писал он – не только может обеспечить грядущую революцию, – оно помимо того представляется для европейских наций, оскотиненных гуманитаризмом, единственным средством воскресить в себе былую энергию. Это насилие заставит капитализм всецело отдаться выполнению своей производственной роли и вернет ему его прежние боевые качества. Растущий и крепко организованный рабочий класс может заставить класс капиталистический пребывать воспламененным экономической борьбой; если перед лицом буржуазии, богатой и жадной к завоеваниям, возникнет сплоченный и революционно настроенный пролетариат, капиталистическое общество достигнет своего исторического совершенства… Все будет спасено, если своим насилием пролетариат восстановит раздельность классов и вернет буржуазии ее энергию»