– Пока дочка играет с творцами, может, мы обсудим занятия для нее? Или лучше остаться здесь?
Прежде чем глава Лемнискату успел ответить, заговорила Лукреция:
– Не беспокойся, папа, Настя совсем не такая отчаянная, какой кажется на первый взгляд, у нее прекрасные манеры и образование. Не нужно судить о ней по одежде.
В комнате повисла тишина, я машинально посмотрела на свои кожаные брюки и черную кофту. Эрик Рейри стоял, готовый провалиться сквозь землю, Редклиф, как и мать Лукреции, прятал улыбку.
Глава корпорации, тактично кашлянув, промолвил:
– Я думаю, можно обсудить занятия.
– Да-да, – яро закивал Эрик и, подхватив под руку уже открыто улыбающуюся жену, спешно направился прочь из комнаты.
– Что это сейчас было? – ошарашенно спросила я у князя.
Редклиф лукаво улыбнулся.
– Лукреция рассказала, о чем думал ее отец. Его, как и многих, смутила твоя одежда.
Я фыркнула.
– То есть она…
– Да, читает мысли. У Эрика и Ванессы ушло много времени, чтобы приучить дочь к тому, что рассказывать вслух то, что она прочла в головах людей, неприлично.
– Видимо, безуспешно.
– На самом деле наоборот, просто она не всегда считает это правильным. Пойдем, ближайшие три часа мы проведем вместе.
Направляясь вслед за Фордайсом к девочке, которая уже лазила в груде мячиков, я спросила:
– Но зачем это?
– Лукреции требуется общение с нами. Судьба распорядилась так, что дар проснулся рано, а вот совершать прыжки во времени она пока не может. Общество творцов просто необходимо ребенку для полноценного развития.
– Да уж. Нам с тобой в этом отношении было намного проще.
Последующий час мы играли в пиратов на большой игровой площадке, а Лукреция все больше и больше пленяла меня. По-детски простодушная, не по возрасту серьезная и проницательная, она казалась странной, и я надеялась, что ее особенность не помешает ей устроить свою жизнь, когда она вырастет.
Знать мысли окружающих – это тяжелое бремя. А мне нравилась юный творец, и я желала ей всего хорошего.
– Вы готовы к штурму? – крикнул с другой стороны игровой площадки Фордайс, стоя в одной из башенок.
Я восхитилась его красотой: Редклиф был неприлично хорош с пиратской повязкой на голове. Он всегда такой правильный, такой важный, но когда позволял себе расслабиться, становился милым и обаятельным.
Я понимала, почему он был близким другом отца. Фордайс – человек редких душевных качеств. И тем сложнее мне было смириться с тем, что он никогда не будет моим, что он любит и хочет не меня.
Сердце пронзила боль.
– Ты неправа.
– Что? – непонимающе посмотрела я на Лукрецию и, осознав, что она прочитала мои мысли, покраснела.