— Бесполезные для мистера Тренкрома, — повторил он. — Ты промокла.
Он дотронулся до ее руки и заметил, как она вздрогнула от его прикосновения.
— Это все дождь. Ты простудишься на вечерней прохладе.
— Ты так внимателен! Но влага только сверху. Сегодня я промокла и посильнее. Один маленький пляж был таким прекрасным, что я искупалась. Никто меня не видел кроме клушиц. А как Элизабет? Она по-прежнему собирается замуж за Джорджа, или у вас другая договоренность? Не думаю, что она всерьез рассчитывала выйти за него, а ты?
— Я не виделся с Элизабет, — произнес он достаточно спокойно, хотя на скулах заиграли желваки.
— Какая-то заминка в последнюю минуту? Я думала, всё решено.
— Я был в Лоо с Тонкином и Блюиттом. Я тебе не лгу, Демельза. Если я поеду к Элизабет, то скажу тебе об этом.
— Ох, ну зачем же себя так ограничивать, Росс. Может, стоит быть менее высокопарным? Сообщать жене о предстоящем визите к любовнице... Это всё веселье испортит.
— Не сомневаюсь, что ты тоже решила предаться подобным увеселениям. Не сомневаюсь. Расскажи мне об этом, когда предашься, а потом поговорим.
— Нет, Росс, это ты мне расскажи о том, что сделал сам. Разве не так полагается?
Они посмотрели друг другу в глаза. Сейчас она безумно его ненавидела — все ее поступки в эти дни были безумными, потому что Демельза поняла, что связана с ним неразрывными узами, которые Росс, похоже, может легко отбросить; потому что она поняла, насколько это унизительно, она никогда и не представляла насколько.
С тех пор как она сбежала из Уэрри-хауса, нагруженная баулом, и проделала в темноте, по ухабам, путь в пять миль, отчаянно торопясь попасть домой до рассвета, чтобы избавить себя от последнего унижения, причем синяки на коленках и изодранные руки после каждой изгороди и ворот болели всё больше, с тех самых пор она чувствовала, будто в нее вонзается нож, в голове у нее постоянно свербила мысль об отвратительной стычке с МакНилом, о позорном побеге. Если бы она отдалась МакНилу, что чувствовала бы себя в десять раз лучше.
Интрижка Росса сильно ее уязвила, но исход ее собственной нанес серьезную рану.
Ничего об этом не зная, Росс поразился враждебности во взгляде жены. В особенности потому, что не видел такой враждебности, по крайней мере, не в такой степени, после возвращения от Элизабет.
— Ты по-прежнему считаешь, что я был в Тренвите, — сказал он. — Но я там не был. И даже не собирался.
— Ты можешь делать всё, что тебе заблагорассудится, Росс. Живи с ней, если хочешь.
Они направились к дому. Над морем пролетел баклан, почти касаясь воды, словно скользя по ней.