У кого в России больше? (Тасбулатова) - страница 3

И хотелось им в заграницу в эту, и в то же время боязно было – поедешь, а там еще возьмет да уменьшится, а потом может вообще не увеличиться… Хрен его знает, таинственная это вещь – физиология.

Но поэту этому верили: у него как-то так удачно все получалось: там – меньше, здесь – больше.

И никаких сбоев.

Но тут рухнули все препоны и рогатки, железный занавес грохнулся с лязгом и скрежетом, и поэты, даже те, что страшно опасались, что станет меньше, осторожно пересекли границу.

Не без трепета, так сказать.

С одной стороны, заграница эта манила: витрины там, проститутки в свободном доступе, тряпки, джинсы всяческие…

А с другой…

Ну, вы понимаете… Страшно.

Но все же как-то преодолели, джинсы и проститутки победили: да и русский человек – отчаянный, сами знаете.

Тем паче – русский поэт.



Один мне сам признавался: думаю, ну и фиг с ним! Пусть вообще хоть исчезнет! Зато на мир погляжу! А то этот мой Мухосранск осточертел: одно и то же, одно и то же… Жена его, правда, рыдала: как на войну провожала; всё причитала, что у нее тут только-только расцвет ее женской жизни настал (поэт завязал перед этим месяца за два), а тут опять такая напасть – будет теперь меньше. Но он ее заверил, что лучше меньше, да лучше. Плюс пообещал косметики привезти.

С тем и отправился.

Другой, тоже поэт, особо въедливый, в этой загранице познакомился с тамошними поэтами и как-то так ловко заманил их в баню. Хотя вроде у них не принято: могут подумать типа клеится. Но он заверил их – намеком – что, мол, вообще в прошлом году про такое услышал, что бывает между мужчинами.

И так по-русски, с таким задором, с обезоруживающей улыбкой Гагарина, прокричал:

– Пойдем (говорит им) в баню! Русские поэты всегда, как только познакомятся, всех сразу приглашают в баню! Пушкин постоянно всех в баню звал, прямо с утра – едва кофию напьется, нервничать начинает: не опоздали бы его друзья-поэты в баню. Любой пушкинист вам это подтвердит, мол… Не говоря уже о Лермонтове: он и стрелялся-то оттого, что этот Мартынов зачем-то тоже пришел в одну с ним парную, не будучи поэтом. Мандельштам и Пастернак, хотя они условно русские, вообще из бани не вылезали… Ну и тэ дэ…

Ну, те и поверили.

И пошли.

Этот, который въедливый, сильно опасался, что тот, который и раньше все время туда-сюда, по заграницам, наврал, что в России у него больше. Ну а смотреть в бане, у кого там как, неловко все же, еще че подумают…

И потом баня не бордель все же, сами понимаете: что там больше-меньше в спокойном состоянии, черт его разберет.

Ну, и этот поэт так и не понял ничего.