) А если вы не понимаете, почему они дымят, несмотря на заявления главного хирурга страны, подумайте над обладающими сомнительной мудростью словами, которые я как-то услышала. Несколько лет назад в Париже, когда я была беременна, я спросила больничную медсестру, почему администраторам разрешено курить в родильной палате (да – в родильной палате). На секунду задумавшись, она строго посмотрела на меня. «Запрет на курение был бы нарушением прав личности», – сказала она, отлично резюмируя национальное единодушие по этому вопросу.
И, наконец, она не будет готовить мясное рагу летом, а салат нисуаз – зимой, потому что в это время года она не сможет достать лучшие ингредиенты, потому что это не имеет смысла и потому что всему свое время. Она будет готовить из того, что уже поспело, созрело, расцвело – используя свое осязание и обоняние, все свои органы чувств. Вот почему, когда она приезжает в Штаты, она так обожает удобства круглосуточного шопинга, но тоскует по сезонным помидорам – таким спелым, почти живым. Ей нужно меньше выбора, но больше качества; она презирает холодильные камеры, подозрительно выглядящие обернутые пленкой лотки с несезонными продуктами и неестественный блеск, который со временем никуда не исчезает. Для француженки поход за едой – это генеральный план, который объединяет все человечество и мать-природу в неизменном поиске питания и удовольствия. Все прочее – пустяки, простая рутина.
Когда француженка наконец делает свой выбор, она творит чудеса с тем, что ежедневно покупает. И в том, как она готовит, всегда есть нечто спонтанное. Она составляет меню не по жесткому плану, а в соответствии с тем, что ей могут предложить природные циклы: она планирует, импровизируя, и импровизирует, планируя.
Француженки, которых мы любим
М.Ф.К. ФИШЕР
За то, что научила нас видеть в еде чувственность и глубину с помощью своей восхитительно вкусной прозы. М.Ф.К. Фишер, может, и родилась в Калифорнии, но душой и сердцем, а более всего – своим вкусом она всегда была настоящей француженкой. Большую часть своей жизни она прожила во Франции, там вышла замуж, писала книги и ела. Ее взгляд на мир – тонкий, изящный и меланхоличный – подходил к ее стилю, который Уинстон Хью Оден назвал лучшим в двадцатом веке.
Она писала о времени, когда в парижском ресторане La Tour d’Argent подавали «пирог из змей, морских свиней, лебедя и фаршированного сливами журавля». Она писала о еде и любви, всегда сочно и ароматно, с прустовским флером. Фишер подарила нам стиль, с которым следует подходить к жизни, не упуская ни малейшей возможности только потому, что в ней может заключаться крупица красоты или доля правды: «Я ела с восторженной, чувственной сосредоточенностью, которая не имела ничего общего с физическим голодом, но, казалось, насыщала какую-то другую часть меня».