— Как ты долго. Посмотри на меня и угадай, кто я.
Я вошел с крыльца и после яркого солнечного света щурился в темной гостиной. Сначала я совсем не видел Джулиан, только слышал ее голос, доносившийся до меня из мрака. Потом различил лицо, больше ничего. Потом увидел, что она сделала.
На ней были черные колготки, черные туфли, черная облегающая бархатная куртка и белая рубашка, а на шее цепь с крестом. Она стояла в дверях кухни и держала в руках овечий череп.
— Это тебе сюрприз! Я купила все на твои деньги на Оксфорд-стрит, такой крест хиппи носят. Я у одного хиппи и купила. Стоит пятьдесят пенсов. Не хватало только черепа, но мы такой прекрасный череп нашли. Как по-твоему, мне идет? Бедный Йорик… Что с тобой, милый?
— Ничего, — сказал я.
— Ты так странно смотришь. Разве я не похожа на принца? Брэдли, ты меня пугаешь. В чем дело?
— Нет, ничего.
— Сейчас я все сниму. Давай обедать. Я нарвала салата.
— Мы не будем обедать, — сказал я. — Мы ляжем в постель.
— Сейчас?
— Да!
Большими шагами я подошел к ней, взял ее за руку, втащил в спальню и повалил на кровать. Овечий череп упал на пол. Я уперся коленом в кровать и начал стаскивать с нее рубашку.
— Подожди, подожди, порвешь.
Она принялась быстро расстегивать пуговицы, возиться с курткой. Я хотел стащить все это через голову, но мешали цепь и крест.
— Брэдли, подожди, пожалуйста, ты меня задушишь.
Я зарылся рукой в снежную пену рубашки и шелковую путаницу волос, добрался до цепи, нашел ее и разорвал. Рубашка соскользнула. Джулиан отчаянно расстегивала лифчик. Я начал стаскивать с нее черные колготки, она выгнулась дугой, помогая мне стянуть их с бедер. Секунду, не раздеваясь сам, я смотрел на ее голое тело. Затем стал срывать с себя одежду.
— Брэдли, пожалуйста, осторожней. Брэдли, прошу тебя, мне больно.
Потом она плакала. На этот раз я овладел ею, в этом не было сомнений. Я лежал выдохшийся и не мешал ей плакать. Затем я повернул ее к себе, и ее слезы смешались с каплями пота, от которых густые седые завитки у меня на груди потемнели, примялись и прилипли к горячему телу. Я был в экстазе и, обнимая ее, испытывал страх и торжество, сжимая в руках обожаемое, истерзанное, содрогающееся от рыданий тело.
— Не плачь.
— Не могу.
— Прости, что я порвал цепь. Я починю.
— Неважно.
— Я тебя напугал?
— Да.
— Я тебя люблю. Мы поженимся.
— Да.
— Ведь правда, Джулиан?
— Да.
— Ты простила меня?
— Да.
— Ну, перестань плакать.
— Не могу.
Позже мы все-таки опять любили друг друга. А потом оказалось, что уже вечер.
— Почему ты был такой?
— Наверно, из-за принца датского.