Не знаю с чего, а сразу кровь мне в голову бросилась. И стало неловко, что, наверно, вином от меня попахивает.
А девушка спрашивает:
— Товарищ матрос, вы давно по Енисею плаваете?
— Девятнадцатый год, — говорю.
— Ого!
Другая бы сразу решила, что тупые остроты я из себя выжимаю. А эта поверила, всерьез стала спрашивать, как можно в моем возрасте уже девятнадцать лет по реке плавать.
С этого у нас и разговор завязался. Между прочим, оказалось, что и зовут ее по-мужски — Александрой, Шурой, как раз к лицу имя. И не пассажирка на теплоходе, а служащая. Почтовый работник. Превосходная должность — в команду не входит, сама себе хозяйка.
— Хватит у матери на шее сидеть! У нее и так есть — студентка, моя старшая сестра. А я вот и государству пользу уже приношу.
Мне очень понравились эти слова. Действительно, дело не в должности, а в том, что человек поступил на работу, не болтается, ожидая сам не зная чего. И почему-то сравнил с собой: вот и я тоже давно работаю. И тоже не студент, не с государства беру, а государству даю, можно сказать, с Шурой мы из одной глины сделаны. А она помолчала и спрашивает:
— Вы, наверное, плаваете здорово?
— Да ничего. Прилично. Мне перемахнуть Енисей — пустяки.
— А я вот не пробовала. Не с кем. Одной страшно. А за лодкой неинтересно.
— Давайте вместе поплывем.
— Ох, какой скорый! Вам, поди, и по уставу это не дозволяется?
— Ну, устав! Другое дело, что стоянки у теплохода короткие, и чем севернее поплывем — тем вода холоднее.
— Ага! На Черном море компанию предлагаете?
— Зачем на Черном море? Вернемся в Красноярск…
Хороший такой разговор, веселый. Шура посмеивается, но совсем без ехидства. Положила локти на перила, бочком склонилась к воде и оттуда, как бы исподнизу, глазами сверлит меня.
— А вы скоро штурманом будете?
Вопрос неожиданный, совсем о другом. К чему она клонит? И я запнулся: как ей ответить?
Но тут появляется Вася Тетерев. Остановился по ту сторону Шуры, так что она оказалась между нами. Глядит на нее, а сам меня спрашивает:
— Барбин, куда ты опять потерялся? Безобразие!
— Не терялся я. Ну, вышел сюда на минутку одну.
— Хороша минутка! Полчаса целых ищу. И второй раз за одну вахту. Куда это годится?
Говорит Вася, будто штопор мне в сердце ввертывает.
Шура веселым глазом косит на меня.
— Тетерев, ну, я сейчас… Сейчас… — А у самого уши горят, боюсь, кепка вспыхнет.
И хотя спокойно говорит Вася, не кричит, не распекает, но представляете все же, какое это удовольствие, когда при девушке тебя, пусть самым вежливым тоном, нарушителем дисциплины называют? Ясно: у Шуры такой портрет с меня теперь в памяти надолго останется. Попробуй потом переписать его другой краской! Первое впечатление — самое сильное. И действительно, вижу: снимает Шура локти с перил и отодвигается назад, к стенке. Меня это прямо в сердце ударило. Шагнул я к Тетереву и… как-то сильно дохнул на него. Он, конечно, сразу же уловил, в руку кашлянул: