Он поднял голову и упрямо закончил:
— Есть он. Есть — и все!
Прошло недели две. Слухи о партизанском командире не утихали. Поговаривали даже, будто видели его в ближайшем городке.
И однажды снежным утром, когда люди собрались на наряд, из соседнего села принеслась поразительная весть: Калашников был там. Его встретил вечером на дворе полицай Гриц Лаврук, по прозвищу Пуколка. Полицай выструнился, завидев машину, а в ней немецкого офицера. Офицер по-украински приказал подойти. Забрал из рук Лаврука винтовку. Спросил строго:
— Какая винтовка у тебя? Советская? А ты, гад, немцам служишь. Иди, проси, пусть свою дают.
Машина стала у первой от дороги хаты слепого Ераста. Калашников ужинал там.
Через час я был у своего приятеля. Застал рубчатый след шин возле ворот, торжество в хате. Праздник был на столе, где лежал белый офицерский хлеб, по-праздничному хлопали двери, впуская все новых любопытных. Именинником выглядел в заветной вышитой сорочке Ераст.
Слепой повернул на шаги дышащее гордостью лицо. Заговорил, не ожидая вопроса:
— Он был у меня. Он самый. Вот тут он вечерял!
Ераст, волнуясь, рассказал, как услышал шум машины, стук в окно, тихий властный голос:
— Открой, хозяин!
Ераст откинул щеколду. Мимо, лязгая оружием, скрипя промерзшими сапогами, прошло шестеро. Отчетливый, военный голос переднего:
— Добрый вечер, хозяин! Поужинать можно у вас?
Голос вовсе не походил на осипший от водки и ругани полицейских, каких Ераст не переносил. Слепой поклонился:
— Будьте ласковы. Только какой у нас ужин. Лук да ячменники.
Тот же ответил:
— Ничего, хозяин! Нам лишь бы стол. Поедим свое. Видим, что не к старосте попали.
Хата наполнилась лязгом снимаемых автоматов, звоном ножей, запахом проперченных колбас, молодыми гулкими голосами. Ераст, напрягая слух, следил за тем, в котором признал командира. Тот из угла пригласил:
— Садись с нами, хозяин! Не стесняйся. Мы люди свои.
Не переча, Ераст сел так близко к неведомому гостю, что локтем осязал плотную шерсть его шинели.
Не видя его, слепой чувствовал, что это сильный, высокий человек с умными, усмешливыми глазами.
Не таясь, Ераст рассказывал, как живут люди, чего ждут, что слышит он, кочуя с гармошкой по ярмаркам и селам.
Гость слушал неторопливо, постукивая по столу пальцами. Только перед концом сказал:
— Знаем, что плохо. Знаем. Скоро будет лучше. Тогда, может, еще встретимся, песни послушаем. Люблю я старые песни, да сейчас времени нет.
Он встал. Негромко скомандовал:
— Выходите, хлопцы! Поехали!
И, обернувшись к Ерасту, добавил:
— Спасибо, хозяин! Прости, что побеспокоили поздно.