Еще меню: два раза в неделю (среда, суббота) мясное — пятьдесят граммов тушеного мяса или котлеты. Немного гарнира. На неделю тридцать-пятьдесят граммов сахара, тридцать граммов жира.
Немцы получают больше.
Но какую бы ерунду ни давали — чистота, порядок. Все завернуто в пергамент или целлофан.
14 сентября 1942 г.
Старикан рассказывает:
— В Троянах у женщины было четыре сына. Старший и еще один исчезли в первую войну. Потом другие. Не так давно зашел к ней немец в форме. Она боялась и смотреть на него. Он на весьма плохом русском языке стал расспрашивать, были ли у нее сыновья, где они.
— Булы, та нема. Наверно, и живых нема.
— А был у вас сын Иван?
— Був. В ту войну пропал.
— Це я Иван и е!
Старуха долго не верила: немец немцем. Форма и разговор. Он был назначен комендантом в Межиречку. Недавно потребовали на фронт. Застрелился. Оставил записку, что не хочет воевать.
Старик:
— Не только наши не хотят. И нимцы тож. Вин казав, що уж пять раз був в атаках. Бильше не може. Це правда.
25 октября 1942 г.
Все обсуждают события на станции Таужной. Позавчера вечером зашел Л. Говорит, что в эту ночь в Таужной склады с хлебом сгорели.
— Правда, я от баб слышал. Но похоже. Полицаи на ногах. Меня задержали, документы проверили.
Утром ту же новость принес старик с мельницы. Вчера на базаре только и разговоров. Рассказывают две версии.
Первая. Ночью к леснику Колодистского леса стучат.
— Кто там?
— Откройте.
— Сейчас ночь, не открою.
— Откройте, товарищ!
Удивился, выглянул — несколько человек с автоматами.
Впустил. Вошли.
— Ну, как живете, товарищ? Давайте закурим.
Лесник искать газеты.
— Не надо, курите наше.
Высыпали папиросы.
— Нам нужны лошади. У вас есть?
— Есть одна, да вы на ней далеко не уедете.
— Нет, нам нужна хорошая лошадь. Достаньте.
Вспомнил: ночует один дядька. У него пара коней.
Погрузили на них «Максима».
— Только смотрите, не болтайте. Завтра можете, сколько угодно, а если сегодня — убьем.
В Таужной связали дежурного, сторожей. Облили горючим склады с хлебом. Подожгли. Когда кто-то хотел тушить, дали несколько очередей.
Потом явились немцы. Не нашли никого.
Вторая. Трое вооруженных остановили в Колодистском лесу подводу.
— Вези в Галочье (большой лес).
Привез. Там трое сошли, сели двое других.
— Вези на Таужную.
Отвез. Они зажгли склады с хлебом.
Но как бы то ни было — хлеб сгорел. Вчера в Колодистском лесу устроили облаву.
Свезли тысячу пятьсот полицаев и немецких активистов по двадцать пять с села. Никого не нашли.
25 октября 1942 г.
В интеллигентских домах, на поле, в селе рассказывают про Калашникова. Рассказы о нем идут из Умани, Житомира. Может быть, это даже легенды. Но характерно, что создаются сейчас именно такие легенды. Интеллигенты говорят, что он майор или подполковник, селяне — что генерал. Одни — что коммунист, другие — националист. Но все — что он одет не то офицером, не то генералом немецким, что превосходно говорит по-немецки, снабжен всеми документами.