101. В. В. Хлебниковой (Баку, 2 января 1921 г. – в Астрахань)>*
Веринька, заинька! ау!
Летите письма, как листочки березовые, на русые головы дорогих, падайте на очарованных у Волги.
Пора разочаровывать змей, то-то будет шипение змеиного царства. Этот год будет годом великой и последней драки со змеем.
Все, что в моем сознании: черные ночные окна, дыхание запыхавшихся дров, торопящихся стать золой, – все подымаю за мою победу над змеем.
За это время я выковал дрот для борьбы с ним – это предвидение будущего: у меня есть уравнения звезд, уравнения голоса, уравнения мысли, уравнения рождения и смерти.
Я первый взошел на новый материк – повелевающее время, первый вступил на него, я был пьян от радости, но люди всегда люди, – и из первого сражения со змеем я вышел в цепях: от меня вдруг улетели все мои мысли, и мой очарованный мир покинул меня, точно я изменил ему. Все видения будущего вдруг покинули меня, точно ненужное дерево стая отдыхавших голубей.
Это случилось после того, как я в последний раз в жизни поверил людям и прочел доклад в ученом обществе при университете «Красная Звезда».
Правда, я утонченно истязал их: марксистам я сообщил, что я Маркс в квадрате, а тем, кто предпочитает Магомета, я сообщил, что я продолжение проповеди Магомета, ставшего немым и заменившим слово числом.
Доклад я озаглавил «Коран чисел».
Вот почему все те, чье самолюбие не идет дальше получения сапог в награду за хорошее поведение и благонамеренный образ мысли, шарахнулись прочь и испуганно смотрят на меня.
Но все-таки жребий брошен, и змей будет проткнут в самое пузо. Пока же жизнь обвита его жирным животом с мрачными узорами смерти тела и духа.
Но и но! поединок будет!
Свидетель – мой нераскуренный окурок, мой одинокий друг сейчас. Кстати, я курил трубку из пушечного пороха и писал ручкой из пороха. Так как я рассеянный человек, то я клал окурки на порох, и он зажигался и воспламенялся, тогда я тушил его пальцами. На деле это безопасно, пушечный порох горит очень тихо, и из его длинных черных трубок выходят превосходные ручки для будаков (будетлян), но звучит все это очень громко.
Я преследовал свою одинокую цель с мрачным ожесточением, и только твое письмо меня пригрело весенними вещами, и я <стал> болтлив. Утверждаю, то я был в оттепели и кап-кап.
Вся <моя> мрачная правда, что мы живем в мире смерти, до сих пор не брошенной к ногам, как связанный пленник, как покоренный враг, – она заставляет во мне подыматься крови воина «без кавычек». Да, здесь стоит быть воином. Здесь я не скажу, как сказал недавно, что я не буду «хороводиться с ружьем», отказываясь освящать своим согласием этот старинный и гнусный обряд.