«Палач схватил Элизу за руку, но она быстро набросила на лебедей крапивные рубашки, и все они превратились в прекрасных принцев. Только у самого младшего вместо одной руки так и осталось крыло: не успела Элиза докончить последнюю рубашку, в ней не хватало одного рукава».
Что остаётся от сказки потом, после того, как ее рассказали?
Жизнь остаётся, братцы. В которой сестра твоя замужем за королём, братья — прекрасные принцы, а у тебя правая рука человеческая, а слева болтается лебединое крыло.
Представили?
А теперь добавьте к этому, что летать вы больше не можете.
Во дворце я протянул всего пару месяцев. Ушёл. Не мог больше видеть виноватое лицо сестры. Бледнела она, бедняжка, всякий раз, как взглядывала на меня и вспоминала, что последнюю рубашку не успела доплести. Ни разу я не обмолвился, что предпочёл бы остаться лебедем, чем жить вот так. Она сама догадалась.
Знаете, что может быть хуже, чем изо дня в день портить жизнь любимым людям?
Портить им сказку.
Так что я нацепил самую беззаботную из своих ухмылок и сообщил, что отправляюсь путешествовать. Чем ещё заняться молодому балбесу, не обремененному семьей и государственными обязанностями!
Я шёл, а крыло волочилось за мной по земле: огромное, белоснежное, бессмысленное, как грех без удовольствия. Там, где за нормальными людьми остаются следы, за мной тянулась полоса, прочерченная острыми перьями.
Кстати, в них заводятся блохи.
На меня сбегались поглазеть взрослые и дети. Меня пытались ощипать, пока я спал. Самые пытливые кидали камни, чтобы проверить, смогу ли я улететь. Я научился смешить людей, чтобы меня меньше обижали, и понемногу заново научился смеяться сам.
А там и не заметил, как перестал себя жалеть.
Но что я ни делал, мне никак не удавалось найти себе толковое занятие!
Устроился слугой в придорожный трактир — так все горшки им поразбивал. Повернешься неловко, взмахнёшь крылом невзначай, и двух полок с тарелками как не бывало.
Нанялся лошадей пасти, а они от крыла шарахаются.
Каменщики меня прогнали: с одной рукой много дел не наворотишь. Паромщик поначалу было взял, чтобы я развлекал его болтовнёй, но скоро велел убираться. Шуршишь, говорит! Спать из-за тебя не могу!
Даже цирку и тому я не пригодился. Нам, смеются, своих уродов хватает.
А однажды занесло меня к принцессе.
Она как увидела меня, затрепетала вся и говорит:
— Ах! Вас-то я и ждала!
И ведь красивая. Глаза сияют. Щёчки румянятся. Облик весь её прекрасный дышит волнением и предвкушением счастья.
«Ангелы мои! — думаю. — Неужели и меня кто-то полюбил?»
Привела она меня в свой замок розовый, опустилась на кровать и смотрит с обожанием. А я рядом стою, дурак дураком.