Выражение глаз цвета хаки не изменилось.
– В то время нет. Фенелла одобряла нашу гомосексуальность, но не хотела, чтобы мы покидали Холломан. Что ж, она умирала, бедняжка, и какой-то частью своего разума мы это понимали, но не хотели об этом думать. О, ссоры не было, но мы знали, что должны выбраться из Холломана, чтобы добиться чего-то в жизни, а проклятие медленного умирания состоит в том, что ты, по сути, никогда не думаешь, что это вообще случится. Что же касается ее денег – она обучала нас на дому, и ни один из нас не ходил в колледж, – то эти деньги не казались нам реальностью. Она никогда не баловала нас дорогими подарками или игрушками и никогда не назначала нам содержание, пока мы жили с ней. – Руфус улыбнулся. – Она не могла бы обойтись с нами лучше, даже если бы старалась, чего, мы думаем, она не делала. Мы отправились в Нью-Йорк в семнадцать лет, пахали, как ишаки, и добились некоторого успеха.
– А болезнь Фенеллы?
– У нее была изнуряющая болезнь. Слово, которое употребляли врачи, было странным для нас – демиелинизация[30]. Способность владеть собственным телом постепенно покидала ее, пока она не дошла до аппарата искусственного дыхания. Это случилось на семнадцатом году нашей жизни, и лично мы ничего не могли поделать, кроме как сидеть у ее постели. Медленная смерть на протяжении многих лет. Мы не гордимся нашим бегством, но да, так мы поступили – сбежали.
– Сколько ей было лет? – спросил Эйб.
– Она родилась в ноябре в тысяча девятьсот восьмом году, в тот самый день, когда ее отец Анджело Карантонио погиб на железнодорожном переезде. Так что в мае пятидесятого ей было сорок два года. – Лицо Руфуса исказилось. – Выглядела она на тысячу. – Руфус посмотрел на Эйба с вызовом в глазах. – Насколько я знаю, полицию в ее смерть никогда не впутывали. Ее лечила орава докторов в течение пятнадцати лет.
– Благодарю вас, – сказал Эйб, обаятельной улыбкой сглаживая вызов в глазах Руфуса. – Я должен был спросить, честное слово.
– Конечно! – воскликнул Ра. – Если взять это ваше дело и то, которое расследует очаровательная Делия, то вы просто купаетесь в пропавших без вести людях обоих полов.
– Я добавляю Не Известного и доктора Нелл Карантонио к нашему списку пропавших людей.
– Эйб, дорогуша, можно нам получить копии рисунков?
– Называть меня дорогушей – это правонарушение, за которое грозит взятие под стражу, так что не советую.
– Упс! – воскликнул Ра с видом нераскаявшегося грешника.
– Ладно, бог с вами! – замахал руками Эйб и отбыл.
Ра и Руфус стояли в фойе, глядя вверх, на громадный портрет Фенеллы, худой, анемичной светловолосой молодой женщины, изображенной в окружении облаков легкого, как дымка, белого тюля.