— Томас выходит на обед ровно в полдень, — сообщила она. — У нас полно времени, а я проголодалась.
— Но ведь тут одни только рюмочные да бары.
— А какая разница! — бросила она и, направившись к Восьмой авеню, заскочила в бар-переросток, представляющий собой нечто среднее между кафетерием и рюмочной. За стойкой и в зале сидело человек десять — все мужчины и все, разумеется, белые. Мы получили по жирному гамбургеру и по пиву и, пробираясь к свободному столику, поймали на себе еще десяток удивленных взглядов. Два субъекта в шоферских комбинезонах сидели по соседству с нами, и один из них, рыжий жлоб лет двадцати семи, что-то зашептал своему корешу — явно про нас. Мне не надо было прислушиваться, чтобы понять, о чем он.
Роббенс же пребывала в отличном расположении духа и щебетала, что подобные заведения рождают у нее «освежающее ощущение жизни и восстанавливают душевное равновесие». Я косился на рыжего: никогда не знаешь, что может учудить белый в следующую минуту. Такие могут даже убить..
Мы допили пиво, и тут мисс Роббенс спустила курок — ей, видите ли, вздумалось покурить трубку. Теперь мы превратились в цирковой дуэт. Рыжий отколол какую-то шутку, и они с приятелем покатились со смеху — до моих ушей донеслось только: «…ей бы это понравилось».
Когда Кей оглянулась на них и наморщила носик, точно оттуда воняло, я понял, что без разборки не обойтись и что отрабатывать гонорар мне придется по-серьезному. Обычно я пропускаю подобные приколы мимо ушей, но теперь-то я не мог позволить себе упасть в глазах клиента. Да и рыжий шоферюга со своим приятелем изрядно меня раздражали.
Пока я ломал голову над тем, как мне обставить свой выход на сцену, рыжий мне помог, поднявшись за очередной чашкой кофе. Когда он возвращался к своему столику, я громко сказал мисс Роббенс:
— Пойду принесу вам воды.
— Я не хочу…
Повернув голову к Кей, я направился прямо на рыжего и столкнулся с ним. Весу в нем было сто семьдесят и мои двести тридцать четыре фунта отправили его в нокдаун прямо на грязный пол. К сожалению, он расплескал кофе не на себя, а на линолеум.
— Извини, я такой неловкий, — прокудахтал я и одним рывком поставил рыжего на ноги, схватив его за руку и до боли впившись ему в кожу пальцами. Со стороны могло показаться, что я поднял его как перышко, на самом же деле я расставил ноги и, вжав их в пол, напряг все мышцы. Он попытался шевельнуть онемевшей рукой, не смог и вскрикнул:
— Смотреть лучше надо!
— Я же сказал, что случайно, — проговорил я медленно, ожидая дальнейшего развития событий и одновременно поглядывая на его приятеля за столиком.