Зато я начала стонать по ночам и вскакивать с постели. До сих пор вспоминаю один сон: я иду по главному вокзалу, стеклянные перекрытия побурели от копоти. Я ищу свой поезд, но не могу найти даже платформу. Кругом темно, я одна, я спотыкаюсь о нечистоты между рельсами. Если начнут прибывать поезда, меня просто раздавит… Я считаю вагоны, вагоны для скота, они все в нечистотах, я считаю, считаю. «Нет, это не мой поезд, но ведь мой должен прибыть на этот путь, отправиться с этого пути…» Я дохожу до конца, туда, где стоят тормозные упоры; ни один поезд не прибыл, я цела, я поворачиваю и иду обратно по соседней колее. Далекий дневной свет. И тут вдруг прибывает поезд, как раз на то место, где я только что прошла. Это мой. Я бегу обратно. Но что такое? Поезд не останавливается. Он сметает тормозной брус, он отыскал колею, скрытую под нечистотами. Сметен большой стеклянный прямоугольник, и поезд проходит сквозь заднюю стену вокзала. А я остаюсь.
Вот тогда-то у меня начались боли в желудке. «Надо было предложить ему что-нибудь другое или вообще ничего не предлагать, — упрекала я себя. — Уж лучше бы самострелы. Интересно, когда все это взлетит на воздух? Ну когда же наконец?»
Еще бы не пыталась! Покупала ему всякие модели, схему телевизора «Сделай сам», три месяца за свои кровные выписывала ему журнал «ТВ своими руками», заводила речь о дороге для автомотогонок на чердаке, а он все отвечал «Вздор» либо «Глупости». А когда воскресным днем мы стояли на холме за нашим городком, там, где авиамоделисты запускают свои модели, на него даже дистанционное управление не подействовало. «Все сплошь зеваки и бездельники, у них под ногами нет твердой почвы, слушать тошно, как у них все гудит и жужжит!» Даже не оглянулся, когда мы спускались с холма. Легко сказать: направить мысли в другую сторону. Вы сами хоть раз пробовали направлять? Однажды — с ума сойдешь, до чего смешно, — я даже пыталась привлечь его лаской. Вы б видели, как он вытаращил на меня глаза. Дура я дура…
В тот вечер, едва я открыла дверь, Лок рявкнул: «А ну, надень воскресное платье…» Я ведь десять лет ходила в одной и той же ветошке, на новую денег никогда не было… «Подогнула подол, и дело с концом», — каждый год говорил Лок. Так вот, когда Лок рявкнул, я сразу поняла, какой час пробил. За ужином никто из нас не проронил ни слова. Я вся дрожала… Я приготовила кабачки. Думаете, я могла подцепить на тарелку хоть один ломтик? Ничуть не бывало. Пришлось помогать себе ложкой. А до чего трудно было разжимать зубы…
Я начинаю чистить яблоко, но Лок уже встает и скрывается в гостиной. Я не могу больше проглотить ни кусочка и убираю со стола. На кухне оставляю грязную посуду, подкрадываюсь к двери гостиной, бесшумно приоткрываю ее, чтобы он ничего не услышал. Но он, должно быть, ждал, что я приду, — растопырив руки, он преградил мне дорогу. Он весь красный, даже лысина у него и та красная, а вокруг — венчик седых волос, а пониже — пучки волос, торчащие из ушей. «Ты, ты», — мямлит он, пучки волос трясутся от его голоса. Пятнистый нос… До сих пор помню каждое слово, каждое движение… до сих пор, не могу отогнать… не могу забыть.