…А здесь даже запах в скалах, не всегда особенно приятный (известно почему), даже этот тяжеловатый запах нисколько не мешает: ведь это запах морского побережья. И почему непременно должно пахнуть розой? Ах! В первый вечер, когда Маг приехала сюда, какое безумное счастье ощутила она! Когда она вышла из здания вокзала, снова увидела город и небо, сердце забилось так, что у нее чуть не затрясся подбородок. И потом, в автобусе, какой-то матрос любезничал с целым пансионом молоденьких девушек, а взгляд у него был такой лукавый, такой невинный! Да, и то и другое сразу, и все, что он говорил (она не всегда понимала, мешал здешний выговор), наверно, было забавно и очаровательно. Да, он был простодушен, но далеко не глуп; она могла бы его полюбить, и его тоже! Он поцеловал одну девушку, потом других, и называл их всех кузинами.
Там, в Городке, была эта высокая дама с морщинистым лицом, с ясными, блестящими глазами. О, как, наверно, прекрасна была она когда-то! Ее словно окружал волшебный ореол трагических любовных историй. Никогда самой Маг не доведется пережить подобное!.. Помнится, дама заговорила с цыганом, заговорила на непонятном языке. Он дерзко ответил ей по-французски:
— Эй, Маркиза, ты оставила на столе бумажник… С этими швейцарками…
Маг поглядела на ветхий бумажник, вышитый крестом, а когда старая дама сказала, что вернет им задаток, возразила:
— Но не весь же! Оставьте себе половину: за беспокойство, за переписку…
— За уборку.
И Маркиза горделивым движением вытащила чековую книжку.
Теперь Маг притулилась под нависающей рыже-бурой скалой, где тени хватает только на ширину ее тела. Подруга устроилась подальше, на островке, лицом к лицу с солнцем, ее распущенные волосы в воде… Как она может лежать на таком солнцепеке? Впрочем, она ведь брюнетка, кожа у нее матовая, в то время как Маг белокурая, или, вернее, белобрысая, и слишком толстая. Глаза ее замутились слезой; и в этой слезе сосны колышутся, словно пушистые шелковинки, это совсем как колыхание водорослей в море.
— Ну и воздух здесь — просто чудо! Четыре часа дня, разгар лета, а мы не мучаемся от жары, — говорит подруга.
— Нисколько, — соглашается Маг.
Она мучается только от собственной некрасивости.
К едва слышному ритмичному постукиванию канистры примешивается какое-то чуть слышное звяканье.
— Это наша бутылка из-под лимонада! Ее перекатывает послеполуденный прилив.
И минуту спустя вопрос:
— Сколько лет ему было?
— Я тебе уже сказала: сорок, и он у меня был первый. Сейчас ему без малого пятьдесят.
— Не стоит встречаться с ним сейчас, — повторила Маг.