Он начал кричать, когда они захлестнули ремнем наручники и грудную клетку, умоляя его оставить. Они игнорировали его мольбы: приподняв его, перебросили ремень себе через плечи, чтобы тащить его за собой. Пятками парень скреб по земле и на каждой неровности громко вскрикивал.
Можно было подумать, что они изловили дикое животное.
Маршалы всегда вели себя как трусы: проводили свои облавы глубокой ночью, чтобы их не увидел какой-нибудь мягкосердечный старичок, который мог бы вмешаться.
В нашем кустистом укрытии мы прижимались друг к другу. Это согревало Тайлера, предотвращая его кашель, и помогало нам всем не издавать ни звука. От каждого крика мы вздрагивали. Если бы тут оказалось больше мирников, мы смогли бы налететь на маршалов сзади и кусаться, лягаться и царапаться, пока паренек не убежал бы.
Крики стихли, когда они зашли в переулок. А потом мы услышали, как включился мотор. Маршалы уезжали, удовлетворившись одной поимкой. Они захватили одного – и выполнили свою норму. Вот только завтра они вернутся.
Тайлер наконец кашлянул, а потом засипел и снова закашлял. Мы выползли из кустов, чтобы поднять его с сырой земли. Майкл снял толстовку и надел ее на Тайлера, чтобы ему стало теплее. Они прижались друг к другу на бетонном крае клумбы, а я начала ходить туда и обратно.
– И что нам теперь делать? – спросил Майкл. – Мы остались без спальников.
– И без моего шокера. – Я судорожно сглотнула, вспомнив оружие маршала. – И без бутылок для воды, – добавила я. – И без всего, что нам удалось сохранить, отыскать или сделать.
Мои слова повисли в холодном воздухе: их безнадежность была невыносимой. И тут Тайлер внес свой вклад:
– Моя робособачка! – сказал он.
Он выпятил нижнюю губу. Она дрожала, как он ни пытался поймать ее зубами. Это была не просто игрушка и даже не просто его последняя игрушка: это была последняя игрушка, которую ему подарила наша мама. Будь я добрее, я бы призналась, что понимаю его чувства, что я не менее остро переживаю из-за потерянных фотографий родителей. Это были зацепки для памяти – и мы их лишились навсегда. Наша прежняя жизнь, та, которая была у нас совсем недавно, стала историей – историей недокументированной. Последняя нить была оборвана.
Но я держала все это в себе. Истерика – это не вариант.
– Что нам теперь делать? – спросил Тайлер. – Куда мы пойдем?
У него начался новый приступ лающего кашля.
– Здесь оставаться нельзя, – тихо сказала я. – Завтра маршалы сюда вернутся, и не одни – раз уж кого-то смогли отловить.
– Я знаю другое здание, – сказал Майкл. – Недалеко, минут двадцать хода.