Бонапартизм как режим кризиса
Вопрос, который мы поставили в своем месте от имени читателя: «каким образом правящая группировка, при своих неисчислимых ошибках, могла сосредоточить в своих руках неограниченную власть?», или иначе: «как объяснить противоречие между идейной скудостью термидорианцев и их материальным могуществом?» – допускает ныне гораздо более конкретный и категорический ответ. Советское общество не гармонично. То, что для одного класса или слоя – порок, оказывается для другого добродетелью. Если с точки зрения социалистических форм общества политика бюрократии поражает противоречиями и несообразностями, то та же политика оказывается очень последовательной с точки зрения упрочения могущества нового командующего слоя.
Государственная поддержка кулака (1923—1928 гг.) заключала в себе смертельную опасность для социалистического будущего. Зато при помощи мелкой буржуазии бюрократии удалось связать по рукам и по ногам пролетарский авангард и раздавить большевистскую оппозицию. «Ошибка» с точки зрения социализма явилась чистым выигрышем с точки зрения бюрократии. Когда кулак стал непосредственно угрожать ей самой, она повернула оружие против него. Паническая расправа над кулаком, распространившаяся на середняка, обошлась хозяйству не дешевле, чем иноземное нашествие. Но свои позиции бюрократия отстояла. Едва успев разгромить вчерашнего союзника, она стала изо всех сил взращивать новую аристократию. Подрыв социализма? Конечно, зато укрепление командующей касты. Советская бюрократия похожа на все господствующие классы в том отношении, что готова закрывать глаза на самые грубые ошибки своих вождей в области общей политики, если в обмен на это они проявляют безусловную верность в защите ее привилегий. Чем тревожнее настроения новых господ положения, тем выше они ценят беспощадность против малейшей угрозы их благоприобретенным правам. Под этим углом зрения каста выскочек подбирает своих вождей. В этом секрет успеха Сталина.
Рост могущества и независимости бюрократии, однако, не беспределен. Есть исторические факторы, которые сильнее маршалов и даже генеральных секретарей. Рационализация хозяйства немыслима без точного учета. Учет непримирим с произволом бюрократии. Заботы о восстановлении устойчивого, т. е. независимого от «вождей» рубля навязываются бюрократии тем обстоятельством, что ее самодержавие приходит во все большее противоречие с развитием производительных сил страны, как абсолютная монархия стала в свое время несовместимой с развитием буржуазного рынка. Денежный расчет не может, однако, не придать более открытый характер борьбе разных слоев за распределение национального дохода. Почти безразличный в эпоху карточной системы вопрос о расценках получает теперь для рабочих решающее значение, а вместе с ним – и вопрос о профессиональных союзах. Назначение профессиональных чиновников сверху должно будет наталкиваться на все больший отпор. Мало того: при сдельной плате рабочий непосредственно заинтересован в правильной постановке заводского хозяйства. Стахановцы все громче жалуются на недостатки в организации производства. Бюрократический деспотизм в области назначения директоров, инженеров и проч. становится все более нестерпимым. Кооперация и государственная торговля в гораздо большей мере, чем ранее, попадают в зависимость от потребителей. Колхозы и отдельные колхозники научаются переводить свои расчеты с государством на язык цифр. Они не захотят покорно терпеть назначенных сверху руководителей, единственным достоинством которых является нередко их близость к местной бюрократической клике. Наконец, рубль обещает пролить свет на наиболее потаенную область: законных и незаконных доходов бюрократии. Так в политически задушенной стране денежный оборот становится важным рычагом мобилизации оппозиционных сил и предвещает начало заката «просвещенного» абсолютизма.