Стратегия «большого рывка» (Глазьев, Фурсов) - страница 139

Для меня нет вопроса, что есть труд, а что не труд… Рабочий — это труд? Официант — это труд? Для меня труд — это то, что идет на благо, на развитие исторического политического субъекта, политической нации. Не нравится слово «нация», назовите по-другому. То, что идет на благо России, — то труд. Что не идет на благо России — то работа. Работа не идентична труду. Не всякая работа есть труд. Есть работа, которая является каторгой, необходимостью человека зарабатывать себе на кусок хлеба, является проклятием.

И в Китае есть их китайский труд, который на благо китайскому развитию и не всегда соответствует интересам нашей страны. Когда китайский рабочий, труженик там работает над чем-то, что позволит отобрать у нас Дальний Восток и Сибирь, то для меня это трудом не является. И в данном случае, полагаю, труд имеет политическое содержание — именно об этом я и говорю, — не экономическое, не социологическое, не социальное.

Работа — это проклятие? Может быть. Это работа раба, пролетария, который мучительно работает 10–12 часов в сутки, чтобы прокормить семью. Но труд никогда не есть проклятие, потому что понимается как религиозная обязанность. Религиозная аскеза монаха, связанная с лишением еды, одежды, коммунального быта, она не проклятие, а благословление. В результате аскетических подвигов человек достигает иного способа видения мира, понимания людей, смысла жизни.

Александр Андреевич сегодня провидчески соотнес труд с религиозным православным мироощущением. Это важная интуиция: труд религиозен, труд самодостаточен как ценность, которая приводит человека к служению отечеству, служению тому, без чего человек теряет смысл существования. Превращается в космополитического хомяка, в паразита, который подгрызает основы и устои народов земли.

Народ превращают в заложников финансового, спекулятивного, биржевого капитала, в заложников денег и стоимости, которые не связаны с трудом. Недаром во всех монотеистических религиях запрещено брать процент. Считается, это уничтожает человека. Монотеизм ставит человека в центр творения, центр мира. А все, что уничтожает человека как сущность, которая поставлена Богом в центр истории, то является антихристовым, служит сатане, злу. Прибавочный процент, ростовщичество уничтожает труд как источник развития, превращает его в тяжелую бессмысленную работу.

Труд как религиозное измерение вкупе с религиозным измерением, с монотеизмом противостоит концепции общества и современного государства как якобы управляющей структуры этого общества. Этот конфликт носит религиозный характер. Для меня этот конфликт принципиален. Считаю, что христианство как фундаментальная монотеистическая религия выстраивает иной тип государства в потенциале своем. Тип, исходящий в основе своей из философии человека как наместника Божьего на земле, обладающего духом. Который через труд создает сакральное религиозное преображение мира, создает сакральные религиозные возможности мира, не будучи при этом зависимым от способов создания денег. Человек не должен быть рабом денег, рабом стоимости. Поэтому религиозная революция труда — это политическая метафора, политический лозунг ближайшего столетия.