Удар попадает в самую точку.
– Мне хотелось бы, чтобы вы знали,– парирует миссис Банистер, и её длинные ресницы над японскими глазами яростно трепещут,– что в этом плане уж от вас-то я никогда ничего не ждала.
– Тогда не напускайте на себя такой вид, будто вас обманули,– с откровенной злобой отвечает Робби.
Он встряхивает белокурыми волосами, поправляет на шее оранжевую косынку и бросает торжествующий взгляд на Мандзони, который, со своей гордо поднятой красивой головой и вялым лицом римского императора, пытается показать, что эта схватка совершенно его не касается.
Мадам Эдмонд с покровительственным видом несколько запоздало кладёт ладонь на руку Робби.
– Да плюнь ты, Робби,– говорит она с самой вульгарной интонацией.– Ты что, не видишь, какая это шлюха!
То, что мадам Эдмонд уже так ласково говорит Робби «ты» и обращается с ним как со своей собственностью, тогда как назвать их родственными натурами, с какой стороны ни подойти, вроде бы никак нельзя, кажется невообразимым. Даже Караман смотрит на них с изумлением.
Пока мы подкрепляемся, все разговоры смолкают, если не считать нескольких слов, которыми обмениваются Пако и Бушуа; первый безуспешно пытается заставить второго поесть. Бушуа настолько изнурён, что смог только выпить полчашки чая, да и то с помощью шурина.
Жадно поглощая еду и, странное дело, сразу же, сам почти этого не заметив, перейдя от вызванного холодом озноба к блаженному наслаждению теплом, я смотрю на этих двух человек. До сих пор их ненависть казалась мне обоюдной. Я ошибался: она односторонняя. И я восхищён кротостью Пако, который, тревожно выпучив свои круглые глаза, окружает братскими заботами человека, не только не выражающего ему благодарности, но по-прежнему относящегося к нему с непримиримой враждебностью.
Я помогаю бортпроводнице составить на тележку пустые подносы и иду следом за ней в кухню. Когда она задвинула занавеску, которая отделяет нас от салона, я нерешительным голосом говорю:
– Теперь в первом классе рядом с вами есть свободное кресло. Вы мне разрешите в него сесть?
– Ну разумеется, если это доставит вам удовольствие,– отвечает она, бросив на меня быстрый взгляд. И добавляет: – Не думаю, что мадам Эдмонд захочет его снова занять.
Её «если это доставит вам удовольствие», как всегда, довольно двусмысленно. Да и тон тоже. Словно об её чувствах вообще речь не идёт.
Я решаюсь продвинуться ещё немного вперёд.
– Вы полагаете, что мне следует спросить у мадам Эдмонд, вернётся ли она на своё место?
Бортпроводница качает головой.
– Пожалуй, не стоит. Мадам Эдмонд очень хорошо себя чувствует на своём теперешнем месте.