Христопулос первым управился с завтраком, и, когда бортпроводница забирает у него поднос, он закуривает длинную, черноватую и на редкость вонючую сигару, потом с довольным видом вытаскивает из внутреннего кармана пиджака пачку листков туалетной бумаги, тщательно пересчитывает их, отделяет несколько листков и протягивает Пако.
– Мсье Пако,– говорит он, зажав под усами в углу рта свою длинную коричневую сигару,– я возвращаю вам те десять тысяч швейцарских франков, которые вы мне ссудили.
– Спасибо,– говорит Пако, машинально беря протянутые ему листки, и его круглые глаза от удивления ещё больше выкатываются из орбит.– В этом, пожалуй, нет необходимости. Не думаю, что Эмиль захочет играть ещё одну партию.– И так как Бушуа, ещё более, чем всегда, похожий на труп, не открывает глаз, Пако добавляет, понизив голос и слегка улыбнувшись: – Знаете, он не любит проигрывать. А вы его здорово обчистили. Да и меня тоже. Мы, видимо, не в ударе.
– Ну что ж,– говорит Христопулос,– тогда подведём итоги.– И, разложив в руках, точно колоду карт, оставшиеся у него листки туалетной бумаги, он говорит: – Здесь у меня расписки на восемнадцать тысяч швейцарских франков, мсье Пако, по которым, когда вы прибудете в первое же удобное для вас место, мне причитается получить с вас эту сумму. В швейцарских или французских франках – по вашему усмотрению.
– Как! – восклицает Пако, его лысый череп сразу же багровеет, глаза и шея наливаются кровью.– Вы требуете у меня уплаты по этим липовым векселям? Чего-чего, а наглости у вас хватает!
После паузы Блаватский говорит мстительным тоном:
– I told you so, Mr. Pacaud! [25] У Карамана удовлетворённый вид праведника, чья правота подтвердилась самим ходом событий, но он хранит молчание, ибо праведнику, особливо ежели он продолжатель доброй французской традиции, не пристало открыто торжествовать, когда обнаруживается его правота.
– Это не липовые векселя,– говорит Христопулос с возмущённым и добродетельным видом, с силой выталкивая изо рта дурно пахнущий дым,– это расписки, на которых проставлена дата и имеется ваша подпись…
– На бумаге, которой подтирают задницу! – кричит Пако.
– My dear! – говорит миссис Бойд, которая французским языком не владеет, но это слово, во всяком случае, знает.
– Бумага тут ни при чём! – возражает Христопулос с горячностью, от которой у него дрожат усы и сигара.– Мы взяли то, что смогли найти. Важно лишь то, что на ней написано, мсье Пако. Вы не можете отказаться от своей подписи!
– Но ведь это была шутка! – восклицает Пако, тяжело дыша и ворочая выпученными глазами. Отдышавшись, он продолжает: – Забавная шутка, и ничего больше! Помилуйте, мсье Христопулос, да одна только мысль изготовить банкнот из бумаги для подтирки лишает всё это серьёзности! И превращает в шутку и розыгрыш!