— От сегодняшнего пресыщения и излишнего удовольствия я устал.
— Я все-таки ничего не понимаю; пожалуйста, объясните эти выражения.
— Весьма сожалею, что не могу.
— Так прошу вас хоть намекнуть... я пойму.
Николаша взглянул на Елизавету Григорьевну, встретил
ее гневный взор и значительно посмотрел на немочку.
— Понимаю, но не верю,— рассмеявшись, сказала Елизавета Григорьевна.
— Ошиблись,—- отвечал Николаша,— я намекаю на причину молчания.
Пошли переговоры, сыграли бостон; немочка поставила ремиз: Елизавета Григорьевна заметила, что она плохо играет, и предложила сесть за нее. Китхен ушла. Елизавета Григорьевна спросила у Николаши: где он был и что делал во весь день?
— Одному духовнику я каюсь в своих поступках и помышлениях; был сегодня после обеда сначала у цыган, а после в театре за кулисами,— отвечал Пустогородов.
— Я уверена, что вы нарочно это говорите, по страсти нынешних молодых людей казаться хуже, чем они в самом деле.
— Уверяю вас, я говорю истину; да и не вижу, почему нам, холостым, не бывать там, где встречаешь женатых людей, предпочитающих актрис своим женам, которые, без сомнения, несносно им надоели.
— Зачем же вы приехали сюда? Лучше было отдохнуть дома.
— Я желал вас видеть; муж ваш, которого я встретил за кулисами, сказал мне, что, вероятно, вы здесь проведете вечер.
Начались переговоры. Елизавета Григорьевна играла бостон, проиграла и, ставя два ремиза, разгневанная, сказала Николаше:
— Видите эти ремизы, вы им виноваты; вы должны были мне вистовать, вам угодно было меня оставить: я не прощу этого, не надейтесь более на меня, не стану вам вистовать.
Николаша, засмеясь, отвечал:
— Судьба мне не изменяла еще, и я уверен, что найду вист гораздо лучше вашего.
Все утихли и молча играли; наконец Елизавета Григорьевна спросила:
— Что же хорошего за кулисами?
— Новая молоденькая балетчица.
— Верно, красавица?
— Довольно что новая, моложе и свежее прочих, чего более желать? Особенно когда прежние пригляделись, надоели!
Опять переговоры. Елизавета Григорьевна сердито сказала:
— Не забудьте же, Николай Петрович, я вам непременно отомщу.
— Трудно будет, когда я сам не хочу вашего виста.
Да куда девалась Китхен?
Тут подошел новоприезжий мужчина, на которого намекал Николаша, и сказал Елизавете Григорьевне:
— Сестра! Ты уселась играть, а я хотел ехать домой, устал с дороги.
— Подожди немного, я играю за Китхен; она сейчас придет, тогда пойдем.
Мужчина удалился. Николаша спросил у Елизаветы Григорьевны, кто он такой. Это был ее родной брат, только что приехавший в Москву.
Между тем Китхен пришла. Во время игры Николаша, несколько пристыженный, сказал Елизавете Григорьевне: