– Не много – мало. Мой конунг мог бы потребовать и вдвое, а то и втрое больше!
Ладожане опять зашумели, и даже Станимир, чей богатырский голос гремел так, что уши закладывало, не смог их угомонить.
Наконец шум улегся к тогда встал с места старый Гостомысл, опершись рукой о плече Вадима. Он сказал:
– Цена твоя велика, гость. Мы не сможем дать столько. Атле ощерился лесным волком и сказал негромко:
– Мы забудем прежние обиды и не станем требовать дани, если вы, венды, сделаете так, как скажу я.
– Не пристало нам выполнять твои указания, гость, – сказал Вадим, – но все же продолжай,a мы послушаем, что еще измыслишь.
– Мы забудем вражду, если вы объединитесь с нами и выступите против того, кто называет себя Хрёреком-конучгом.
– Ступав на свой корабль, гость,– нахмурился Гостомысл, – и жди нашего ответа.
– Благодарствуй, конунг,– Вскинул голову Атле.– Я буду ждать до рассвета третьего дня. И не моя вина, если после этого прольется кровь!
Я ушел с того пира раньше других, не захотел дальше слушать споры ладожских вождей, и Орвар пошел со мной. В тот вечер я много пил,и у меня слегка кружилась голова от выпитого пива. Поэтому, добравшись до нашего жилища, я повалился на груду соломы и сразу заснул.
А наутро сам Атле-ярл явился к нам на подворье. Обошел он поочередно всех купцов, а потом заглянул под конец и к Тригвальду. О чем говорил северный посол с нашим предводителем я не знаю. Слышал только от Орвара будто звал Тригвальда Атле-Змея с собой, чтобы воевать славянские земли, да только фриз отказался – мол, не наше это дело в чужую драку лезть. И будто бы рассердился Атле на него крепко и ушел к себе на корабль.
А потом побежали по городу гостомысловы люди, стали звать народ на великий тинг – вече, – чтоб потолковать да поразмыслить, что дальше делать.
Народ толпами повалил на большую площадь перед теремом, и я тоже пошел туда вместе со всеми.
Люди сходились с разных концов города, шли даже из самых дальних усадьб, что на берегу реки. Собралось их вскоре столько, что заполнило море людское всю площадь, стояли ладожане так, что, пожалуй, и комару пролететь между ними было бы трудно.
Я пробрался к терему проворнее других и встал поближе, у самых ворот, откуда лучше всего было видно теремное крыльцо. Там, на крыльце, на длинной широкой скамье уже сидел Гостомысл в окружении своих воевод. Вадим стоял чуть в стороне, словно гость на чужом пиру, и смотрел на всех угрюмо. Я видел.
Заморские гости были тут же, напротив крыльца – все при мечах, и Атле впереди других.
Когда же шум людской поутих, Гостомысл встал со своего места и сказал долгую речь. А говорил он о взаимных обидах между ладожанами и заморскими гостями, и о многих ссорах между ними, и о том, что привело в славный город Ладогу грозного Атле-ярла. И чем дольше говорил старейшина, тем больше и громче шумела великая Ладога.