Аннитис открыла глаза. И не было в них более звезд и огненной реки. Только лицо Салативара.
— Ты меня зарезал? Я жива? — она чувствовала легкий холод, словно лежала голой на каменной плите.
— Счет твой оплачен. Каниш спасен. Штурм будет внезапным. Но все обойдется без огня и крови. Питхана в бесконечной милости своей объявит горожан братьями и сестрами, отцами и матерями. Ассирийцы уйдут сами. Карум умрет. Мое маленькое дельце решено. Нам пора.
— Куда?
— Твой новый дом истосковался по хозяйке. Тебя ждет Вечность.
Леха провалялся в постели часов до одиннадцати. Руки и ноги ныли нещадно. Так всегда бывало после возвращения из похода. Силы и часть жизни следопыта служили той платой и жертвой, которую брал Лес.
Черный копатель с трудом продрал глаза. Лежать без дела не было никакого смысла. Да и голод напомнил о себе. А в эмалированном тазу кис хабар. Леха нехотя выбрался из-под одеяла, потянулся к телефону. Отчего-то захотелось позвонить Роману. Ведь именно с него, точнее с бумажки, которую он так неосмотрительно дал Алексею, все и началось.
Роман не отвечал. Автомат приторно-сладким девичьим голоском поведал о том, что абонент находится вне зоны досягаемости и не может принять звонок. Леха не поленился и позвонил жене дружка. Шли противные длинные гудки. Никто не хотел брать трубу. Наконец-то в телефоне что-то щелкнуло.
— Алло. Здрасьте. Скажите, Романа можно услышать? — тянул Леха, зевая.
— Его нет, — ответил строгий женский голос.
— А когда будет, не подскажете?
В трубке послышались всхлипы и сдавленный плач. Внезапно связь оборвалась. Леха повторил попытку, но его вызов сбросили. Все это казалось несколько странным, хотя вполне объяснимым. Рома мог проколоться с очередной любовницей. Отсюда истерики и слезы. Да мало ли чего стряслось? От самого жена ушла. Не стоит обращать внимания на ерунду. Надо подкрепиться и заняться делами.
Все еще зевая, Алексей поплелся на кухню. На столе и в раковине по-прежнему громоздились кучи грязной посуды. Леха заглянул в холодильник. Ничего там не обнаружив, тихо выругался. Вчера не хватило ни времени, ни сил забежать в магазин. Придется довольствоваться чаем и куском черствого хлеба.
Через несколько минут скромный завтрак был готов. Обжигая губы и едва не обламывая зубы, Леха прикидывал, как бы поскорее и подороже провалить вчерашний улов. Прягу, перстень, жетон и знак за ранение можно пока оставить, а вот все остальное придется толкнуть. Перебрав в памяти всех знакомых барыг, Леха остановился на кандидатуре Пучеглаза. На то имелись веские причины. С Пучеглазом он познакомился несколько лет назад. Как-то Леха заглянул в клуб коллекционеров. Прохаживался среди рядов и обратил внимание на одного занятного типа. Среднего роста, в очках, коротко острижен, с ранней проседью, вполне интеллигентного вида. На лотке перед ним лежал всякий копаный немецкий шмурдяк. Леха поинтересовался, нет ли у него патронных маузеровских подсумков. Тогда он еще занимался реконструкцией и собирал мелкие детали амуниции. Продавец оценивающе глянул на Леху большими рыбьими глазами, порылся в объемной спортивной сумке, предусмотрительно спрятанной под столом, и достал пару кожаных подсумков. Леха давно такие искал и пытался не выказать радости. Наоборот, принялся критиковать товар, дескать, один хлястик треснул, кожа пересохла. Хотелось выглядеть в чужих глазах бывалым и солидным человеком, а вовсе не зеленым юнцом, приобретающим новоделы для участия в «обезьянниках», как презрительно называли сборища реконструкторов серьезные коллекционеры. Купить оригинальную вещь мог позволить себе далеко не каждый, а собирать копии считалось дурным тоном, что-то сродни занятию любовью с резиновой куклой.