Там я увидела Биби, державшую за руку сына. Я сочувственно обняла ее и передала конверт с деньгами.
— Мой долг твоему мужу, — произнесла я с тяжелым вздохом.
— Ты всегда так деликатна, Каталина, — ответила она.
Она не плакала. Я помню, как хороша она была во вдовьем наряде. В день похорон она выглядела еще моложе, ее черные глаза так и сверкали. Она была очень красива, как грустно думать, что единственный удел этой ее красоты — прогулки по улицам Пуэблы за руку с сыном-подростком, что скоро на этом прекрасном лице появятся морщины при мыслях о том, какие вещи продать, чтобы заплатить за обучение сына. Вскоре она уехала в Мехико к своим братьям, которые работали в газете, принадлежащей генералу Гомесу Сото.
В следующий раз я увидела ее уже в доме этого самого Гомеса Сото. Это был огромный и совершенно безумный дом — такой же, как наш. Биби сидела в саду в синем платье с глубоким вырезом на спине и груди и улыбалась самой очаровательной улыбкой.
— Ты прекрасно выглядишь, — заметила я.
— Просто я наконец-то выбралась из нищеты.
— Поздравляю, — сказала я, вспомнив любимую фразу моей матери, которую она всегда произносила, когда хотела выразить сдержанную радость кому-то из внезапно разбогатевших знакомых, не вдаваясь в подробности, откуда это богатство взялось.
Мы сидели, глядя на роскошный бассейн, в котором плавали свечи, окруженные венками из гардений.
— Божественно, не правда ли? — спросила она.
— Божественно, — согласилась я.
После этого мы заговорили о других божественных вещах: о чулках, которые ей привозят из-за границы, о том, как ей нравится статуя Ангела независимости, а также о том, считаю ли я допустимым принимать цветы от женатого мужчины. Я рассмеялась. Что за безумный вопрос, когда столько женщин не считают зазорным принимать от моего мужа не то что цветы — ключи от машины, упакованные в нарядную коробочку, пока сама машина уже дожидается у двери.
— Как говорила моя тетушка Нико, до свадьбы — ни единого цветочка, — произнесла она.
— Но ты же не собираешься всю жизнь придерживаться этого принципа? — спросила я.
В конце концов она призналась, что генерал Гомес Сото попросил ее стать хозяйкой этого дома.
— Только этого дома? — поинтересовалась я.
— В других домах живут его жена и дети, — ответила она. — В этом пока нет.
Жене генерала Гомеса не грозило оказаться на улице. Это была женщина того же возраста, что и сам генерал — то есть, около сорока пяти лет. Он прожил с ней долгие годы, еще с тех времен, когда был простым солдатом. У них было девять детей — уже взрослых, некоторые уже женаты. Теперь его жена ощущала себя всего лишь бабушкой и ничего не ждала от жизни, в то время как муж разбогател. Но насколько я знала генералов, Гомес Сото вовсе не собирался бросать семью и жениться на Биби.