Тут чувство долга берёт верх. Я вскакиваю на ноги и заранее приготовленной лопатой засыпаю огненные шары песком из ящика. Я не один, нас на крыше человек двенадцать, и за несколько минут нам удаётся погасить все зажигалки. Страх навсегда забывается»[7]. На крышах домов дежурили многие: так, в книге воспоминаний Н.М. Любимов пишет о том, как всё лето 1941 года поэт Борис Пастернак неукоснительно дежурил, когда это полагалось ему по расписанию, на крыше писательского дома в Лаврушинском переулке.
Архитектор Б. Кулумбеков, командир роты Краснопресненского ОГБ МПВО[8], рассказывал: «В один из налётов прямым попаданием фугасной бомбы разрушен жилой дом в Среднекисловском переулке. В цокольном этаже в заваленном убежище укрылись несколько десятков человек. Расчистили подход, я с двумя бойцами проник внутрь сооружения. В одном углу несколько человек оказались под обломками конструкций, они нуждались в срочной помощи. Среди погибших под завалом увидели молодого человека в форме майора. Он, проездом из госпиталя, решил навестить семью. Сигнал воздушной тревоги застал его в воротах своего дома…».[9]
Укрывались от бомбардировок в так называемых «щелях» (узких ямах в земле во дворах) и в бомбоубежищах (чаще всего — в подвалах кирпичных домов). «…Мы выкопали квадратную яму два на два метра и глубиной метра полтора. На дно положили ковёр. На ковёр поставили шесть стульев. Сидели на стульях, прижавшись друг к другу, и напряжённо смотрели на небо. Один за другим пролетали над нами немецкие самолёты…. Самолёт загорался и падал, а в поле прожекторов оказывался лётчик на парашюте. Всё это видели не только мы, но и немецкие лётчики. Они стремительно разворачивались, снова появлялись над нами и снова летели на Москву. И снова огненная стена пугала их. Десятки кругов, небо над нами гудело, от нас — к нам, а мы на стульях, и страшно, и уже шея болит, а всё равно смотрели на небо…»[10]

…И хотя чудеса редко бывают в жизни, но здесь чудо случилось. Немецкий самолет вдруг резко клюнул, потом замедленно, нехотя лёг на крыло, неожиданно круто дёрнулся вниз и полетел, уже без порядка вертясь и кувыркаясь, как лист, и оставляя за собой чёрный коптящий след…
Сбитый Ю-88 выставлен для обозрения на площади Свердлова, Москва, лето 1941 (фото Александра Устинова).
Самым большим бомбоубежищем Москвы стал метрополитен: «…после того как поезда заканчивали свой бег по тоннелям, в половине девятого вечера, в метро пускали детей и женщин с детьми до двенадцати лет. Ночевать в метро было надёжнее, чем дома… Взрослым „Правила“ запрещали вечером и ночью, до сигнала воздушной тревоги, входить в метро. Нарушителям грозил штраф… однако, войдя в метро с вечерней бомбежкой, многие оставались в нём до утра. Ночевали москвичи в тоннелях на деревянных щитах, которые укладывались на рельсы. На платформах и в вагонах разрешалось оставаться только детям и женщинам с детьми до двух лет…»