Слушая меня, мама вдруг как-то вся ослабела, взглянула на меня беспомощными глазами, расплакалась, поцеловала меня и согласилась.
Верная своему слову, которое она мне тут же дала, она молчала до самой своей смерти (в 1945 году) и никогда не показала Вале виду, что ей что-либо известно.
А Валя?.. Она играла в большую дружбу со мной: дарила мне подарки, и были минуты, когда она помогала мне материально. Со стороны всем казалось, что она любит меня, но я шаг за шагом все более убеждалась в том, что, прикрываясь подарками, которые она мне делала, и всякими материальными услугами, она на самом деле ненавидит меня, ища каждого случая, чтобы всячески меня унизить, не брезгуя даже клеветой. Так это длилось до тех пор, пока я не порвала с ней навеки.
Я описала Валю такой, какой она была, но мне не хотелось бы, чтобы она казалась хуже, чем она была на самом деле. В ней было и хорошее. По- своему она была мне преданна и своеобразно, тоже по-своему, наверное, любила меня. Когда я болела, она самоотверженно за мной ухаживала, не боясь такой заразы, как дифтерит. В ней был цинизм, но не было испорченности. В ней была смесь наивности, простодушия и порока.
Именно поэтому при всей ее хитрости мужчины обманывали ее, как только этого хотели. К ним она была очень доверчива.
Например, она верила в то, что Егор Сапог на ней и впрямь хочет жениться. Зная, что он живет где-то под Москвой, а с Москвой связан делами, она не нашла ничего подозрительного в том, что, приезжая в город, он останавливался у своей хорошей знакомой на Малой Бронной. Она сочла естественным, что он имеет в Москве отдельную комнату, куда Валя к нему и приходила, не предполагая даже, что она посещает "дом свиданий".
В тот вечер, прихвастнув перед Валей и, как говорится, пустив ей пыль в глаза, Егор Сапог уверил ее, что он на свой счет устраивает угощение товарищей по случаю его с ней помолвки. В то же время он, безусловно, преследовал и другую цель, а именно: показать завсегдатаям "заведения" свою новую "амуру" - молоденькую, хорошенькую девочку, какой была Валя... Именно под этим предлогом он вытащил Валю в "общий зал", а она, искренно ему поверив, привела туда и меня.
Ни о каком совращении меня (заранее обдуманном), ни о каком подвохе" с ее стороны не могло быть и речи.
Кольцо, подаренное мне Владимиром, я вскоре после его смерти вернула Николаю Николаевичу Юдину по его требованию.
Это случилось месяца два спустя после смерти его сына, в поздний осенний вечер, когда я шла, задумавшись, по Староконюшенному переулку и передо мной неожиданно выросла фигура отца Владимира. Он с бесконечной ненавистью посмотрел на меня и произнес: