– Снег был, и снег еще будет, – ответил Сэн.
– Так это напоминание? Ну, в таком случае мне милее другие стихи:
Как не белит снег,
А ветви сосны все равно
Зеленью горят.
– Я рад, Такэно, что эти стихи тебе милее.
Наступила пауза.
– А для чего, уважаемый Сэн, вы держите открытой дверь нашего дома даже ночью? – поинтересовался Такэно. – Йока не успевает отапливать комнаты, и мы мерзнем. (Рука Йоки дрогнула, и иголка вонзилась ей в палец. Прямой и бесцеремонный вопрос, обращенный к старику, был неприличен, а делать ему замечание было просто верхом неприличия.)
– Я стал бояться замкнутых пространств, Такэно, – отвечал Сэн. – Я ощущаю в них смерть. То, что замкнуто – конечно, и, стало быть, мертво; то, что открыто – бесконечно и живо. Дух смерти, витающий над этим домом, может исчезнуть только в бесконечности, – там смерть умирает, а смерть смерти – это жизнь.
– Вы думаете, уважаемый Сэн, что дух покойного Сотобы может причинить нам зло? – спросил Такэно. (Йока насторожилась, с тревогой ожидая ответа.)
– Нет, Такэно, дух покойного Сотобы тут ни при чем. Дух Сотобы, я уверен, витает далеко отсюда. Я знаю, где он сейчас… Две великие реки впадают там в озеро, луна отражается в нем, над двойной вершиной горы плывут в ночном небе облака; снег лежит на обвалившемся мосту, – и слышно, как звонит колокол в далеком храме… Вот где теперь дух Сотобы: он плачет обо все земном и очищается от всего земного.
Сэн замолчал, молчал и Такэно.
– Я же говорю о духе смерти, – продолжил Сэн вскоре, – его нам нужно изгнать из дома, пусть нам даже придется претерпеть холод.
– Но почему вы не хотите поехать с нами, дедушка Сэн? – воскликнул Такэно-большой, а сердце Йоки радостно забилось при этом восклицании.
– Нет, Такэно… Я не могу уехать до тех пор, пока не погребена урна с прахом Сотобы, – я должен сам это сделать. Кроме того, мне здесь лучше, я привык жить здесь, а в моем возрасте трудно менять привычки, и очень трудно обзаводиться новыми друзьями:
Какой старый друг
Со мной вместе доживет
До моих седин?
Лишь горные сосны,
Но они бессловесны.
– Но вы поймете, дедушка Сэн, я не могу оставить с вами Йоку и сына! – горячо произнес Такэно. – Я теперь княжеский самурай; скоро получу от нашего повелителя надел земли с крестьянами и этим буду жить. Согласитесь, что оставлять в княжеском поместье, на княжеском содержании мою семью – не совсем удобно и может быть плохо истолковано. Мы пока поживем в городе, но как мы будем без вас? Для меня и для Йоки вы как отец, а для маленького Такэно – все равно что родной дедушка.