– Я не знаю, зачем душа из своего высшего мира попадает в наш низменный мир, повелитель, но я чувствую в себе эту высокую душу. И что же мне делать? Мне остается или подавить высокое в себе, или очиститься от низменного. В последнем случае, может быть, я не смогу жить вообще, но если наше существование в этом мире, как вы сами признали, призрак и пустота, то есть ли о чем горевать? По крайней мере, у меня остается надежда на иную высшую жизнь, остаются утешение и спокойствие от чистоты моей души. Разве этого мало? – Сэн взглянул князю прямо в глаза.
Тот не обиделся на такую дерзость.
– Я всегда завидовал бродягам и отшельникам, – произнес князь через мгновение, и опять было неясно, шутит он, или говорит всерьез. – Им проще жить на свете, чем князьям… А нет ли у тебя еще вина, старик? У тебя тут так тихо и хорошо, что я хочу побыть здесь и выпить вина.
– Мой повелитель, благодарю вас за высокую честь, – Сэн опустился на колени и поклонился князю. – Но позвольте, я схожу к солдатам из охраны, у них вино лучше моего. Мое самодельное, из вишневой мякоти.
– Не надо никуда ходить, неси свое вино. Я не хочу, чтобы обо мне ходили лишние пересуды. «Князь пил в компании сторожа, – какой урон для его чести!» Чести кого, – князя или сторожа?…
* * *
Князь пробыл в своем поместье всего пять дней. Уезжая, он официально назначил Сэна садовником и передал ему во владение домик, где тот жил. Старик расплакался; сказать по правде, он очень привык к этим местам и желал бы здесь окончить свои дни.
Проводив князя до самых ворот, Сэн вернулся в свой дом и решил устроить себе настоящий пир. Вино для этого не годилось, никакое вино: настоящий пир – это праздник души, а не тела. Ей для радости нужен весь мир, вся Вселенная, что для нее – глоток вина?
«Нет, этот мир – не самый плохой среди всех миров, – говорил себе Сэн, мысленно продолжая спор с князем. – Вы только посмотрите, мой повелитель, на это бездонное синее небо, на белые облака, на яркую зелень деревьев и пышную яркость цветов. Разве могла бы такая красота существовать в безобразном мире? Нет, в безобразном мире все было бы безобразно. Взгляните на мир, в котором вы живете, мой повелитель, и вы поймете, что он самое подходящее место для души»…
И вот уже ласточки, суетившиеся около своих гнезд, становились частью внутреннего мира Сэна; если раньше старик умилялся, глядя на них, то теперь он сам мог бы стать ласточкой и носится в синем небе. Мог бы он стать и бабочкой, что сидела на ветке ивы; а вот дохнул теплый ветерок, и бабочка перепорхнула на другую ветку, – старик Сэн чувствовал, как она это делает, будто у него самого были крылья. «Только дохнет ветерок – с ветки на ветку ивы бабочка перепорхнет», – бормотал он.