Моя тетушка Мери имела удивительный талант рассказывать. Следующая история считалась нами лучшею из ее рассказов.
Мне хочется передать этот рассказ по возможности ее словами. От себя прибавлю, что слышала его в первый раз во время сильной болезни двух ее прислужниц Пакси и Макси, которые всегда были неразлучны, как здоровые, так и больные. Они были сестры-близнецы и карлицы. Во время их болезни я провела несколько дней у тетушки и помогала ей ухаживать за этими преданными созданиями. В первый вечер моего приезда, после невыносимо душного дня, разразилась страшная гроза. Мы сидели в маленькой гостиной; оба окна были закрыты во избежание сквозного ветра; тучи заволокли небо; грозная темнота только по временам разрезывалась извилистыми молниями; оглушительные раскаты грома то грохотали в некотором расстоянии, то вдруг разражались как раз над нашими головами, и тогда трудно было различать слабые звуки голоса моей дорогой тетушки Мери.
Время — полночь, сцена — ужасный контраст света и мрака; все было приноровлено так, чтоб усилить интерес невымышленного происшествия.
— Один раз, только один раз в жизни, я была свидетельницей такой же страшной бури, — так начала тетушка свой рассказ. — Ты не забыла, мой друг, что после смерти моего отца я провела несколько лет за границею. В конце 18.. года я путешествовала в Пиренейских горах и, как обыкновенно, меня сопровождал Робвиль, мой верный курьер, и две мои неразлучные Макси и Пакси. Но Робвиль был стар и упрям; под его плохим руководством мы и заблудились в горах. В это время разразились над нами гроза и следующее приключение.
Промокшие до костей, мы попали в деревушку, населенную самым бедным народом. Мы искали крова и были приняты, обогреты и накормлены с тем радушным гостеприимством, которое так же часто встречается между бедными, как и между богатыми. В этой хижине была одна горница, в которой нас приютили. Преодолев щепетильность моих слуг, я пожелала разделить скудный ужин хозяев, которые угостили меня, чем Бог послал. По окончании ужина, не желая обременять своих хозяев близким присутствием, я хотела уже ложиться на постель, устроенную для меня в углу из подушек и одеял, вынесенных из экипажа, как вдруг отворилась ветхая дверь, единственная наша защита от страшной борьбы стихий, и чрез порог переступила человеческая фигура, с которой вода лилась ручьями; шатаясь, подошла она к толпе, поднявшейся при ее появлении.
Окутанная широким, но тонким плащом и под капюшоном, скрывавшем ее голову и лицо и покрытым густым снежным слоем, кто бы это мог быть? Женщина! На одну минуту она остановилась, как бы ослепленная светом, и потом, совсем неожиданно, она положила свою холодную, как лед, руку ко мне на плечо и, откинув капюшон с лица, устремила на меня свои черные проницательные глаза и сказала по-французски: