На следующий вечер Анжелика опоздала ровно на двадцать минут.
Она не сказала ни слова, садясь в машину. Она просто сидела и смотрела на него.
- Ну, я сказал ей, - наконец произнес Билл.
Глаза Анжелики просияли.
- Что она ответила?
- Ничего особенного.
Глаза Анжелики с жадным блеском пожирали его.
- Но ведь что-то она сказала. Она плакала?
Билл посмотрел на нее.
- Конечно, нет, - сказал он. - Джилл никогда не плачет. Она не верит слезам.
- Ну, так что же она сказала? - с нетерпением спросила Анжелика.
- Ничего, говорю тебе, - сказал Билл. - Она сказала: "О'кей", что она знала, что меня что-то беспокоит. А потом сказала, чтобы я шел домой. - Он включил передачу. - Я не хочу больше говорить о Джилл.
Он поехал в Олений Парк и остановил машину в самом темном месте.
- Ты ничего не забыл? - холодно спросила Анжелика, когда он потянулся к ней.
- Что?
- Я никогда не говорила, что буду твоей девушкой.
- Но ты будешь, - резко сказал Билл и грубо притянул ее к себе. - Ты будешь. - Он начал ее целовать. - Скажи это, Анжелика, скажи сейчас.
И вдруг она перестала сопротивляться, перестала действовать холодно и безразлично.
- Да, - сказала она в его губы. - Да, да, да.
Наступила зима, которая в этом году принесла не только холод, лед и снег, но такую бедность, которой город никогда не знал.
Северо-восточная Мануфактура умерла. Казалось, что великан покатился и умер, и агония его длилась целую неделю. Однажды, когда фабрика работала как обычно, сын старого Лоренса Арчибальда, Лоренс-младший, собрал всех рабочих и объявил им, что через семь дней Мануфактура временно закроется.
- Что значит временно? - хотели знать рабочие.
- Да. Сколько это временно?
- О, всего неделя или две, - сказал Лоренс Арчибальд младший, и рабочие поверили ему, как всегда верили его отцу.
Главы домов Арчибальдов, Этвудов и Истменов представляли отцов города, которых рабочие наделяли добродетелями справедливости и правды. "Владельцы" позаботятся о наших детях. Ничего не может случиться, если ты работаешь на Мануфактуру.
Но одна-две недели Лоренса Арчибальда младшего обернулись тремя, четырьмя, а затем шестью и в конце концов двумя месяцами, в то время как на город давила зима.
В Ливингстоне уже знали о "Депрессии". Она немного коснулась их, нанося удары здесь и там. Стало не хватать вещей, работа шла вяло, деньги приходилось растягивать, но на самом деле беспокоиться было не о чем. Мануфактура заботится обо всем; а теперь Мануфактура перестала существовать.
Бедным плохо быть в любое время, но быть бедным зимой в Нью-Гэмпшире - это выше человеческих возможностей. Но люди все-таки держались. Отдел социального обеспечения существовал всегда и находился в здании ратуши, но большинство жителей и не подозревали о его существовании. А теперь вдруг он стал точкой, где сфокусировалась их жизнь, потому что без него не было ни еды, ни одежды, ни топлива и нечем было заплатить доктору или дантисту. Гордость стала самой дорогостоящей вещью в мире, потому что лишь немногие могли себе позволить иметь ее.