* * *
12 мая 1975 года. Переделкино.
Сейчас вышел я вечером прогуляться. Топаю по дорожке от веранды до ворот. Выходит Коля Доризо:
— Пойдем, Эдик, протряхнем талантишко по улице.
Вышли, болтаем о том о сем. Заговорили о Маяковском. Тут навстречу идет Валентин Петрович Катаев. Коля его спрашивает:
— Валентин Петрович, вот вы ведь хорошо знаете Маяковского, вы же встречались с ним многократно. Что у него за состояние было перед смертью? Неужели его мучили литературные неприятности или больше тут причины "лирического плана"?
Катаев:
— Ну как вам сказать, друзья мои, нет, я думаю, что тут не в литературных неприятностях дело, хотя неприятности всякие были. Ну да у кого они не бывают? Нет, думаю, что тут больше дело в бабах. Он ведь вообще был игрок, человек азартный и страстный, играл в карты часто и много и так же часто и много жульничал. В этом смысле он был абсолютный шулер. Играем, например, в "девятку". Он смотрит на банк, где довольно крупная сумма, и говорит: "У меня девять", — и берет, загребает весь банк. И никто не догадывается спросить: "А что у вас там, покажите!" А у него шестерка, и ничего больше. Ну, потом раскусили все-таки его, стали проверять. Однажды мы играли у меня дома: я, Юрий Олеша и Маяковский. Он обыграл нас в пух. Не знаю, честно или нет, но обыграл. А когда ушел, то мы остались подавленные и нищие. Тут Олеша сунул руку машинально в складку обивки кресла и вытянул трешницу, потом полез снова и вытянул еще. Так натаскали мы рублей тридцать. Это Маяковский оставил нам заначку, зная, что мы будем сидеть без копейки. Вот таким он был.
Ну, а что до баб, так он действительно гулял с Полонской. Это была очень хорошенькая девочка, он ее водил в рестораны совершенно открыто. У Бриков вообще ведь было заведено, что каждый мужчина должен иметь любовницу. Ну вот он и имел ее. А она имела от него аборт. Ну, а Маяковский вообще был по характеру максималистом, ему всегда нужно было все или ничего. Он умолял ее бросить Яншина, бросить все, остаться у него навсегда! Ну, а для этой девочки лет девятнадцати от роду он был чужд: огромный, басовитый, вспыльчивый, с огромным носом и огромным насморком. Она испугалась его: "Оставьте меня, я ничего не хочу!" Он сказал: "Тогда я застрелюсь, вот тут же, после твоего ухода". А она снова: "Ничего я не знаю, делайте что хотите". И ходу, а соседям сказала: "Он там стреляться хочет, а у меня репетиция, мне некогда!" И — на лестницу. Тут и выстрел за спиной. И все!
Коля Доризо спрашивает Катаева:
— А скажите, Валентин Петрович, вообще-то он был довольно сдержанным насчет женщин или нет?