— Здравствуйте, — говорит, — проснулись? А я уже нагулялся. Даже устал!
Потом открывается вновь эта самая калитка, и приходит все из того же соснового леса Гена Мамлин:
— Привет, Эдик!
А дальше идет Яша Козловский:
— Эдик, с добрым утром!
Все они нагулялись и надышались лесным воздухом и возвращаются к завтраку.
Вот так однажды теплым погожим утром на станции Переделкино хитрый армянин "обманул" трех евреев…
* * *
А сейчас получилось немножко неудобно. Директор Дома творчества разрешил мне пользоваться вечером телефоном в его кабинете. Я привык к этому. Но тутошние писатели проскальзывают без всякого разрешения и садятся верхом на этот самый пресловутый телефонный аппарат. Но я полегоньку научился их выпирать оттуда. Раз у меня распоряжение — значит, шабаш! Сегодня выхожу часов около десяти. Так и есть, опять кто-то просочился и названивает. Увидел меня и говорит вежливо и робко:
— Вы звонить?
Я (с хозяйской важностью):
— Да, разумеется, звонить!
Он:
— Я сейчас, одну минуточку.
Я (морщась):
— Ну, если минуточку…
Выхожу. Захожу в гардероб, спрашиваю у дежурной Нюры:
— Кто туда в кабинет проникнуть успел?
Она говорит:
— Завадский Юрий Александрович. Он только что зашел. Он быстренько.
Мне стало неловко, что такого хорошего человека потревожил. Действительно, он минуты через три выходит:
— Пожалуйста, звоните!
Я ему:
— Да если вам нужно, так разговаривайте, я не спешу. Пожалуйста, ради бога! — Встаю, потирая поясницу.
Он:
— Нет-нет, я уже поговорил. А у вас что, спина болит?
— Нет, — говорю, — просто гулял нынче много. А поясницу потираю не столько потому, что болит, сколько от неловкости, что невежливо обошелся с хорошим и деликатным человеком.
Но я-то его принял за одного из тутошних нахалов.
* * *
7 июня 1975 года.
В нашей поэзии рядом с талантливыми и взволнованными стихами немало еще, к сожалению, всякой литературной зауми или просто бессмыслицы. Автору нечего сказать читателю, нет ни глубоких мыслей, ни острых чувств, а сказать что-то надо. И вот иные авторы (не буду называть фамилий) начинают писать непонятно, маскируя этим свою поэтическую беспомощность. А писать такие стихи в общем нетрудно. Вот я сейчас сел за машинку и в виде экспромта создал один из подобных "шедевров". И даже ради озорства — с рифмой-ловушкой в конце. Такие ловушки любит порой выдавать изумленному читателю поэт А. В.
Небо жаркое, как лед,
Сквозь глаза мне в душу бьет,
Ночь морозная, как солнце,
Молча дремлет у ворот.
Стоязыкие стрижи
Крутят пьяно виражи,
И собака в черном танце
Смотрит вверх на этажи.