– Какого Хурга! Опять любовное письмишко! Как он посмел?!
Царица брезгливо подняла цветок за кончик стебля и только собралась вышвырнуть, как белые лепестки осыпались, сложившись на лету в лист бумаги, испещренный рунами. Эльда, мгновенно выхватив взглядом слово «Лика», рухнула в кресло и вчиталась. Из дрогнувших в отчаянье губ вырвался стон:
– Боги! Этого и следовало ожидать. Мерзавец! Берра!
– Что случилось, госпожа? – стражница тут же явилась и замерла в изумлении, увидев слезы в уголках глаз царицы.
– Алиан прислал письмо.
– Да он каждый день достает то цветочками, то бабочками, не успеваем отлавливать, – смутилась начальница охраны.
– На этот раз счастье, что не уничтожили письмо. Алиан сообщает, что получил послание от Сатарфа. Владыка Темного Трона взял в заложницы нашу дочь. А Лойт, эта… рррр… даже не намекнула мне, дрянь бессмертная!
– И каковы требования Сатарфа? – осторожно поинтересовалась воительница.
– Алиан не написал. Та еще бестия! Ты не помнишь, куда я зашвырнула его слишком болтливый портрет?
Берра хмыкнула, почесала изящный носик.
– Помнится, в клочки порвали еще лет десять назад.
– Не может быть! Его и Хург не порвет. Он же магический. В воде не тонет, в огне не горит, дерьмо такое. Самовосстанавливающийся и, лихо его забери, самовозвращающийся из любой задницы!
– Тогда надо посмотреть в вашей заброшенной спальне под подушкой, – улыбнулась стражница.
Впервые портрет появился именно там, вспомнила царица. Потому и пришлось ей бежать из собственных комнат в собственном дворце. Выселил ее, гад такой.
– А в моих прежних покоях еще осталась подушка?
– Если не рассыпалась от старости. Там ничего не трогали. Вы же замуровали дверь, когда не смогли от портрета избавиться.
– Да… припоминаю… – Эльда нахмурила лоб, с ненавистью глянула на письмо, словно в нем и заключался источник всех ее бед. И носил этот источник имя Сатарф. – Что ж, пойдем ломать стену.
Обе отправились в замурованную спальню коротким путем: через купальню, куда прежде тоже был выход из заброшенного помещения. Долго спорили, где именно была дверь, пока Эльда в раздражении не снесла полстены заклинанием. Когда осело каменное крошево, открылись унылые, серые от пыли покои, заставленные резной мебелью. Резьбу уже было не видно под паутиной.
А ведь прежде они были волшебно прекрасными, как и полагалось царице Серых Холмов: серебристо-жемчужные, с нежнейшими лунными оттенками задрапированных узорным шелком стен и покрывал на ложе. Когда-то узоры на них были живыми – плавно меняющимися под взглядом пейзажами удивительной красоты. Теперь же в комнате все мертво застыло.