– Но твои дружки меня так накачали, что я вряд ли даже смогу послать сигнал «SOS». – Растягивая, словно пробуя каждое слово на вкус, добавила Азиза. – Или высвободиться. Сейчас ты думаешь, что ничего ужаснее не испытывала… Но, поверь, когда мое сердце остановится… В общем, из трупа будет проблематично брать кровь, она станет непригодной. И тогда у тебя начнется настоящее веселье. Похуже ломки у наркомана.
Однако нынешнее состояние говорило Тамаре об обратном. Ей казалось, что организм уже привык к чужеродной крови и наверняка Николай принялся снижать дозу. Он должен был сделать запасы. И тем не менее слова девушки обеспокоили ее.
– Я не хочу умирать. – Тем же бесстрастным голосом обмолвилась брюнетка, но за завесой безразличия прятался лютый страх, Тамара ощущала это на физическом уровне. – И в каком-то смысле не умру. Я перерожусь в тебе. Моя кровь будет говорить за тебя.
– Да хватит заливать меня эти бредом, и так тошнит без твоих речей.
Колкость в ответ на время погрузила Азизу в молчание, но эхо ее слов продолжало пугать Тамару. Она не верила в сказанное, оно прозвучало абсурдно и фантастично.
Тогда почему она боялась? И брала в расчет вероятность, что подобное может случиться?
– Знаешь… – Никак не унималась пленница, отчего Тамара хотела, переступив через боль, слезть с кровати и собственными руками задушить ее. Но оставалось только слушать. – Для политиков вы всего лишь разменные монеты, игральные карты. Причем изрядно попорченные, обожженные войной и злостью. Не важно, чем закончится наша схватка – победителя среди нас не будет.
На этот раз пауза длилась довольно долго, отчего Тамара подумала, что собеседница наконец-то заснула. Признаться, тишина ее пугала куда сильнее россказней: когда она не слушала, то размышляла над услышанным, и выводы, рождающиеся в ее голове, не утешали.
– Берегись моего отца. – Внезапно обмолвилась Азиза, и отчего-то у шатенки возникло неприятное ощущение, уверенность, что это последние слова, которыми та поделится с миром. – В нашем дуэте мы только делали вид, что он сдерживал меня. Когда я умру, его ничто не остановит.
Вот теперь ей действительно стало страшно. Не пугала ни боль, ни смерть, а неизвестность. Константин лишь изображал из себя простого парня, уставшего от тягот и забот, но тогда, стоя напротив разделяющей их решетки, она заглянула в его глаза. Они горели безумием, тягой к доминированию и чему-то еще, что Тамаре не удалось распознать.
А не совершили ли они ошибку? Ведь именно ей придется столкнуться с мужчиной, с его необузданной яростью, на ней он выместит злость из-за потери дочери.