– Это же 183 статья, молодой человек! – сплюнул пристав и растер плевок сапогом.
– Яблоко от яблони недалеко падает, – заметил отец Серафим. – Кощунственная семейка какая…
– Вот дурень! – вздохнул облегченно судейский.
– Прошу всех к столу, – поспешила объявить генерал-майорша. – Александра одного ждать не будем.
Дети были приведены из детской и все, повторяя за отцом Серафимом слова «Отче наш», прочитали молитву и сели.
– Мне светлое пиво не очень нравится, – сказал батюшка судейскому, с которым оказался рядом за столом. – Я больше «Мюнхенское» люблю, а паче того «Шпатенбрей». Странно, что Ивану Александровичу его не прислали, я знаю, что он тоже его любит. Мне вот полуящик от управляющего прислали, а попадье полуящик фруктового меда. Только пиво, оно, знаете ли, голос разжижает, а водочка благородная басит, без нее в голосе одна сипотина. После «Баварии» у нас с дьяконом никогда октава не складывается, а ведь и мы должны свой хлеб насущный в поте лица отрабатывать… Не нальете ли мне, чадушко, вот сюда?
– А разве духовным чинам на службе это дозволяется? – спросил судейский, налив только себе.
– Дозволяется! – побагровел отец Серафим. – И не крапивному семени меня учить! Потому, как и на вас тоже есть управа!
– Отец Серафим, батюшка, не сердитесь на моего брата, – сказал пристав. – Он всегда был брюзгой и невежей.
– Не сердитесь! Не сердитесь! – ворчал поп. – Не налил, а! Как тут не рассердишься! И всякий норовит умствовать! И веруют-то теперь все не по Закону, а как Бог на душу положит!
– И правда, батюшка, при Николае Павловиче о таком и помыслить никто не мог! – сказала генерал-майорша.
– Я вам, Марья Ивановна, на это такую историю расскажу: мой отец, тоже приходской священник, за такие умствования, какие тут ваш сынок изволит умствовать, одного помещичьего сынка прямо у себя в приходской церкви высек. Разложил на аналое, и по заду цепью от кадила!
– И что же полиция на это? – спросила Марья Ивановна.
– Да ничего, – ответил отец Серафим. – Зуботычин еще недорослю за вольнодумство добавили да к папаше на поруки отпустили. Потому как три основы русской жизни суть царь, полиция и вера. Не зря же слова Государь, Бог и Участок принято писать с большой буквы.
– Ни разу не видел участок, написанный с большой буквы, – ехидно сказал судейский, наливая, однако, в попову рюмку.
– Я вижу, не хотите внимать моим увещеваниям, молодой человек, – отобрал у судейского бутылку батюшка. – Да будет вам известно, за мною сам Константин Петрович, обер-прокурор Синода, между прочим, сюда, в Полюстрово посылал, чтобы я из его квартиры на Литейном мучившего его по ночам своими кознями нечистого духа изгнал.