– Вот предатель, кормит попов; надо донести на него.
В Дордрехте барка остановилась в порту у Bloemen Key – Цветочной набережной; женщины, мужчины, мальчики и девочки сбежались толпой поглазеть на монахов и, показывая пальцами и грозя им кулаками, говорили:
– Посмотрите на этих прохвостов, которые корчили из себя святых и тащили людей на костёр, а их души в вечный огонь; посмотрите на этих ожиревших тигров и пузатых шакалов.
Монахи, опустив головы, не смели сказать ни слова. Уленшпигель видел, что они дрожат всем телом.
– Мы опять проголодались, добрый солдатик, – говорили они.
Но хозяин барки кричал:
– Кто всегда жаден? Сухой песок. Кто всегда голоден? Монах.
Уленшпигель сходил в город и принёс оттуда хлеба, ветчины и большой жбан пива.
– Ешьте и пейте, – сказал он, – вы наши пленники, но я спасу вас, если удастся. Слово солдата – золотое слово.
– Почему ты кормишь их? – говорили негодяи-гёзы. – Они не заплатят тебе. – И потихоньку переговаривались: – Он обещал спасти их; надо смотреть за ним.
На рассвете они прибыли в Бриль. Ворота были открыты перед ними, и voetlooper – скороход – побежал сообщить господину де Люмэ об их прибытии.
Получив известие, он, полуодетый, тотчас прискакал верхом, окружённый несколькими всадниками и вооружёнными пехотинцами.
И Уленшпигель снова увидел свирепого адмирала, одетого как знатный и богатый барин.
– Здравствуйте, господа монахи, – сказал тот, – покажите-ка руки. Где же кровь графов Эгмонта и Горна? Что вы мне тычете белые лапы? Она ведь на вас.
Один монах, по имени Леонард, ответил:
– Делай с нами, что хочешь. Мы монахи, никто за нас не заступится.
– Верно сказано, – вмешался Уленшпигель, – ибо монах порвал со всем миром – с отцом и матерью, братом и сестрой, женой и возлюбленной – и в последний час, действительно, не имеет никого, кто бы за него вступился. Всё-таки я попробую сделать это, ваша милость. Капитан Марин, подписывая капитуляцию Хоркума, дал в ней обещание, что монахи получат свободу, подобно всем, взятым в крепости, и будут выпущены из неё. Между тем они безо всякой причины были задержаны в плену; я слышал, что их собираются повесить. Ваша милость, почтительнейше обращаюсь к вам, вступаясь за них, так как знаю, что слово солдата – золотое слово.
– Кто ты такой? – спросил господин де Люмэ.
– Ваша милость, – ответил Уленшпигель, – я фламандец, родом из прекрасной Фландрии, крестьянин, дворянин, всё вместе; брожу по свету, восхваляя всё высокое и прекрасное и издеваясь над глупостью во всю глотку. И вас я буду прославлять, если вы сдержите обещание, данное капитаном; слово солдата – золотое слово.