Кто упал, вскакивает тотчас. Мы подходим к берегу: ни одного человека на белом снегу, ни птицы в морозном воздухе. Скиньте коньки!
Вот мы на земле, вот луга; опять наденьте коньки. Затаив дыхание, мы окружили хутор.
Уленшпигель стучит в дверь, собаки лают. Он стучит вторично; открывается окно, и хозяин, высунув голову, спрашивает:
– Кто ты такой?
Он видит одного только Уленшпигеля; остальные спрятались за keet’ом, то есть прачечной. Уленшпигель отвечает:
– Господин де Буссю приказал, чтобы ты сейчас явился к нему в Амстердам.
– Где твой пропуск? – спросил тот, спускаясь и отворяя дверь.
– Здесь, – ответил Уленшпигель, указывая ему на двадцать гёзов, которые бросились за ним в дверь.
И Уленшпигель сказал:
– Ты, судовщик Слоссе, предатель, заманивший в засаду господ Дандло, Батенбурга и других. Где деньги, полученные тобой за чужую кровь?
– Вы гёзы, – ответил тот дрожа, – помилуйте меня; я не знал, что делаю. Теперь у меня нет денег; я всё отдам.
– Темно, – сказал Ламме, – дай нам свечей, сальных или восковых.
– Вон там висят сальные свечи, – сказал хозяин.
Зажгли свечу, и один из гёзов, стоявший у очага, сказал:
– Холодно, разведём огонь. Вот хорошее топливо.
И он указал на стоящие на полке цветочные горшки с высохшими растениями. Взяв одно из них за стебель, он тряхнул его; горшок упал, и на полу рассыпались дукаты, флорины и реалы.
– Вот где деньги, – сказал он, указывая на прочие цветочные горшки.
И действительно, раскопав, они нашли в них десять тысяч флоринов.
А хозяин кричал и плакал при виде всего этого.
На крики сбежались хуторские батраки и служанки в одних рубахах. Мужчин, вздумавших было вступиться за своего хозяина, связали. Женщины, особенно молодые, стыдливо прятались за мужчин.
Тут выступил Ламме.
– Предатель, – сказал он, – где ключи от кладовых, конюшни, хлева и овчарни?
– Подлые грабители, – ответил хозяин, – вы издохнете на виселице.
– Пришёл час Божий, – сказал Уленшпигель, – давай ключи.
– Господь отомстит за меня, – сказал хозяин, отдавая ключи.
Очистив хутор, гёзы двинулись в обратный путь, летя на коньках к кораблям, лёгким убежищам свободы.
– Я корабельный кок, – говорил Ламме, направляя их, – я корабельный кок. Толкайте ваши добрые салазки, нагружённые вином и пивом; гоните, тащите быков, лошадей, свиней, баранов – всё стадо, поющее природную песнь. Голуби воркуют в корзинах; каплуны, раскормленные мякишем, не могут повернуться в своих деревянных клетках. Я корабельный кок. Лёд скрипит под сталью коньков. Мы на судах. Завтра взыграет кухонная музыка. Подавай блоки, подвяжите лошадей, коров, быков под брюхом. Прекрасное зрелище – когда они висят на подпругах; завтра мы повиснем языками на сочном жарком. На лебёдках они подымаются на суда. Вот так мясцо! Бросайте в трюм как попало кур, гусей, уток, каплунов. Кто свернёт им шею? Господин корабельный кок. Дверь заперта, ключ в моём кармане. Хвала Господу на кухне! Да здравствуют гёзы!